Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наоборот, — скупо улыбнулся Кароль. — Фрол — это имя, а дьяк означает — чиновник.
— Никогда не разбирался в московитских порядках, — пожал плечами Болеслав. — А что это значительные титулы?
— Достаточно большие, — кивнул брат. — Митрополит это, как кардинал у папистов, а думного дьяка, пожалуй, можно сравнить с секретарем Имперского Рейхстага. Я, кстати, много слышал о Романове. Он принадлежит к одному из самых знатных и богатых родов в России. Его родной брат — думный боярин, иначе говоря — сенатор, а сын был одним из претендентов на престол.
— Сын у монаха?
— Он не всегда был монахом. Его и его жену постригли насильно, а Михаил не пострадал только по малолетству.
— Ты с ним знаком?
— Да, очень приятный и воспитанный молодой человек. Хотя нельзя сказать, чтобы очень уж умный. Кстати, государь весьма благоволит ему.
— Это всё очень занимательно, — вмешалась в их разговор Марта. — Но, что делать нам?
Барон на минуту задумался, а затем, очевидно, придя к какому-то умозаключению, решительно заявил:
— Вам нужно отправляться в Померанию. Никто не станет искать там маленькую принцессу. Заодно Болеслав сможет навестить наших родителей. Надеюсь, что у них всё в порядке.
— Туда еще нужно добраться, — покачал головой младший фон Гершов.
— Я дам вам денег и несколько человек для охраны. Это хорошо, что с вами оказались эти русские. Сейчас я доложу её высочеству об их прибытии и отправлюсь на встречу с ними. Никто ничего не заподозрит. Пока мы будем договариваться об аудиенции, и утрясать все формальности, вы сможете выскользнуть незамеченными. Надеюсь, они не знают, кто она такая?
— Не беспокойся, московиты не знают даже, что она девочка.
— Вот как?
— Да, мы переодели не только Марту. Знаешь, из Марии получился отличный мальчишка!
— Забавно, — засмеялся Кароль, затем наклонился к брату и прошептал ему: — Спаси их, Болеслав, и тогда сможешь попросить у Иоганна всё что захочешь. Титул, земли, деньги…
— Не стоит, брат, — помотал головой померанец. — Я всего лишь возвращаю долг.
Через полчаса они все вместе подъезжали к гостинице, где остановились беглецы. То, что там теперь проживают русские, было видно невооруженным глазом. На входе стоял охранник в потрепанном кафтане с бердышом в руках, а во дворе то и дело сновали слуги и монахи, занятые повседневными делами.
— Доложите Его Высокопреосвященству, — обратился к караульному барон, — что у него испрашивает аудиенции стольник фон Гершов.
Сочетание чина стольника и приставки «фон», похоже, до того озадачило московита, и он не стал никого звать, а сам бросился докладывать о приходе еще одного непонятного немца.
— Ты стал говорить на их языке? — удивился младший брат. — А что означает stolnik?
— Я прожил там немало лет, — пожал тот плечами. — А стольник — это можно сказать, камергер.
— Проходи, боярин, — пригласил вышедший к ним навстречу инок с крепким посохом в руках. — Владыко ждет тебя.
Филарет не стал чиниться и вышел к ним сам, тем более что отведенная ему комната мало походила на покои митрополита. Фон Гершов, увидев Романова, снял с головы шляпу и изящно поклонился иерарху русской церкви.
— Рад приветствовать Вас на свободе, Ваше Высокопреосвященство! Для меня честь встретить вас на земле Германии и передать Вам искреннее почтение моей госпожи — герцогини Мекленбургской Катарины.
— И тебе здравствуй, господин хороший, — кивнул в ответ митрополит. — Спасибо на добром слове. А скажи мне, мил человек, почто ты государыню — герцогиней кличешь?
— Сомневаемся мы, — добавил вышедший вместе с Филаретом дьяк, — нет ли в том порухи чести государевой?
— Так Иван Федорович велел, — обезоруживающе улыбнулся Кароль. — Сказывал, пока в Москву не приедет, она не царица, а только герцогиня.
Луговской понимающе покивал, дескать, раз царь велел, что уж о том толковать. Романов, очевидно, тоже счел довод основательным и продолжил.
— Много слышал о тебе лестного, господин фон Гершов. Сказывали, ты прежде в ближних воеводах у государя ходил?
— Верно, Ваше Высокопреосвященство, но в последней кампании, я, к сожалению, не участвовал.
— Что так?
— Государь сюда послал, велел стать воспитателем у наследника.
— Ишь ты, — покачал головой Филарет. — Дядька у царевича — честь немалая!
— Я давно служу Его Царскому Величеству, — пожал плечами померанец. — В России я командовал его охраной. Кстати, в прошлом нашем походе рындой у него был ваш сын!
Лицо митрополита на мгновение обмякло от нежности и тоски, но он быстро справился с волнением и снова из страдающего в разлуке отца превратился в иерарха восточной церкви.
— Слышал о том, — скупо отозвался Филарет и перешел к делу. — Скажи мне, господин фон Гершов. — Можно ли увидеть государыню?
— Отчего же нельзя, я за тем и послан. Её Королевское Высочество весьма польщена Вашим визитом и будет рада оказать Вам гостеприимство. Если у Вашего Высокопреосвященства нет иных планов, то она будет счастлива завтра принять Вас.
— Кланяйся государыне, — обрадовался митрополит, — да скажи, что буду непременно!
— Не премину, — поклонился Кароль и проницательно посмотрел на мнущегося дьяка: — Вас что-то смущает?
— Да как тебе сказать, боярин, — смутился Луговской. — Оскудели мы в плену будучи, как есть проелись! Одежа и та, только чтобы наготу прикрыть… Стыдно в таком виде царице, да хоть бы и герцогине, показываться.
— Церемония будет весьма скромной, — поспешил успокоить его померанец. — Да и до завтра все равно ничего нельзя сделать, а потом мы попробуем что-нибудь придумать.
— Уж придумай, боярин, — с надеждой в голосе попросил дьяк. — Век за тебя бога молить станем!
— Конечно, вы можете рассчитывать на меня, — пообещал ему фон Гершов-старший и поспешил откланяться, пока не поступило новых просьб.
Довольный приемом митрополит благословил его на прощание и вернулся к себе, после чего он, наконец, смог поговорить со своим младшим братом. Они отошли в сторону, чтобы без помех побеседовать, не опасаясь любопытных ушей.
— Я так и не спросил, как прошла твоя поездка? — начал Кароль, оглядевшись.
— Вполне благополучно, — пожал плечами Болеслав. — Моя подорожная, подписанная графом Хотеком, служила мне и пропуском, и охранной грамотой. По крайней мере, в первое время.
— Ты встречался с представителями чешских сословий?
— Да. Как только они узнавали, что я посланец герцога-странника, передо мной открывались все двери.
— И что же они ответили?
— Ничего определенного, брат. Обещали принять во внимание, благодарили за поддержку, но тем и ограничились. Они не верят, точнее, не хотят верить, в возможность поражения.