– О господи, ты шутишь? – спрашивает Лана.

– Э-э… Нет.

Лана снова заговорила противным важным голосом:

– Но ты же не должна говорить правду.

Я не понимала, о чем она говорит.

– Ну, своей матери. Никто не говорит маме правду. Ты скажешь, что остаешься переночевать у подруги.

Ой.

Она имеет в виду, что я должна соврать. Соврать маме. Видать, Лана никогда не встречалась с моей мамой. Мою маму никто, абсолютно никто не обманывает. Это просто невозможно. Тут двух мнений быть не может, моей маме не врут. Поэтому я сказала:

– Послушай, Лана, не думай, что я не ценю твое приглашение, но я правда думаю, что не смогу прийти. Кроме всего прочего, я не пью…

Черт, еще одна крупная ошибка!

Лана посмотрела на меня с таким видом, как будто я призналась, что никогда не смотрю телевизор или еще что-нибудь в этом роде. Она повторила:

– Ты не пьешь?

Я посмотрела на нее молча. По правде говоря, в Мираньяке я пью, там мы каждый вечер пьем за обедом вино, во Франции так принято. Но там мы пьем не для развлечения, а просто потому, что вино подходит к еде. Считается, что с вином паштет из гусиной печенки становится вкуснее. Не знаю, как насчет паштета, его я все равно не ем, но по собственному опыту могу сказать, что к козьему сыру вино действительно подходит больше, чем «Доктор Пеппер».

Однако я все равно не стала бы выпивать целую бутылку вина, даже на спор. Даже ради Джоша Рихтера. Поэтому я только пожала плечами и сказала:

– Нет, я стараюсь заботиться о своем здоровье и не отравлять свой организм разными токсинами.

Лана фыркнула, но Джош Рихтер – он сидел напротив нее, рядом со мной – проглотил кусок чизбургера и сказал:

– Ну, с этим я могу согласиться.

У Ланы отвисла челюсть. У меня – тоже, хотя мне и не хочется в этом признаваться. Джош Рихтер соглашается с чем-то, что сказала я? Может, это юмор такой?

Но Джош казался совершенно серьезным и даже более того. Он посмотрел на меня так же, как в тот раз, в «Байджлоуз», как будто мог проникнуть своими фантастическими голубыми глазами прямо ко мне в душу. Как будто он уже проник в мою душу.

Однако Лана, по-видимому, не заметила, что ее дружок заглядывает мне в душу, потому что она сказала:

– Господи, Джош, что ты говоришь? Ты же пьешь чуть ли не больше всех в школе!

Джош повернулся к ней, посмотрел на нее своими гипнотическими глазами и сказал без улыбки:

– Что ж, тогда, может быть, мне стоит бросить.

Лана опять засмеялась:

– Ну да, конечно, бросить! Представляю!

Но Джош не смеялся, а только все смотрел на нее. Тут-то я заволновалась. Джош все смотрел и смотрел на Лану, и я была рада, что он не смотрит таким взглядом на меня. Под таким взглядом его голубых глаз мне было бы не до смеха. Я быстренько схватила свой поднос и встала. Видя это, Тина тоже встала и взяла поднос.

– Ладно, пока, – сказала я.

И мы с Тиной смылись.

Пока мы несли подносы, Тина меня спросила:

– Как это все понимать?

А я сказала, что не знаю, но одно я знала совершенно точно: впервые в жизни я была даже рада, что я не Лана Уайнбергер.

Когда я после ланча подошла к шкафчику за учебником французского, там стоял Джош. Он стоял, прислонившись к закрытой двери своего шкафчика, и смотрел по сторонам. Увидев, что я подхожу, он выпрямился и сказал:

– Привет.

А потом он улыбнулся. Он улыбнулся широко, показывая все зубы. А зубы у него очень ровные и белые. Они до того ровные и такие ослепительно белые, что мне пришлось отвести взгляд.

– Привет, – ответила я.

Я очень смутилась, потому что всего несколько минут назад я видела, как он почти поссорился с Ланой. Я решила, что он, наверное, ждет ее, они помирятся, будут целоваться и все такое, поэтому я постаралась собрать свои вещи как можно быстрее и убраться отсюда, чтобы мне не пришлось это наблюдать.

Но Джош со мной заговорил. Он сказал:

– Знаешь, я согласен с тем, что ты сейчас говорила в кафе. Ну, насчет того, чтобы беречь здоровье и все такое. По-моему, это, знаешь, клевая позиция.

Я почувствовала, что краснею, было такое впечатление, что лицо загорелось. Я стала перекладывать учебники в шкафчике и сосредоточилась на том, чтобы ничего не уронить. Жалко, что у меня теперь короткие волосы, а то я могла бы опустить голову и скрыть покрасневшие щеки.

– Угу, – сказала я очень умным голосом.

– Ну, – говорит Джош, – ты идешь с кем-нибудь на танцы или нет?

Я уронила учебник алгебры. Он заскользил по полу и отлетел в сторону. Я наклонилась, чтобы его поднять, и вместо ответа только хмыкнула:

– Гм.

Из учебника выпали старые исписанные листки, чтобы их собрать, мне пришлось встать на четвереньки. Стою я, значит, на четвереньках и вдруг вижу, что длинные ноги в серых фланелевых брюках сгибаются, а еще через секунду я вижу прямо перед собой лицо Джоша.

– Держи.

Он протянул мне мой любимый карандаш с меховым помпоном на кончике.

– Спасибо, – говорю я.

Тут я совершила большую ошибку: посмотрела в его невероятно голубые глаза. От их взгляда я ослабела, так сильно они на меня подействовали.

– Нет, – говорю я слабым голосом, – я ни с кем не иду на танцы.

Тут зазвенел звонок. Джош сказал:

– Ладно, увидимся.

Он ушел, а я осталась, все еще в шоке. Джош Рихтер со мной разговаривал! По-настоящему разговаривал, и даже два раза! В первый раз, наверное, за целый месяц мне стало все равно, что у меня двойка по алгебре. Мне стало наплевать, чем мама занимается с моим учителем. Мне стало наплевать, что я наследница трона Дженовии. Мне стало наплевать даже на то, что моя лучшая подруга со мной не разговаривает.

Кажется, я Джошу Рихтеру нравлюсь.

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ:

Алгебра:??? Не помню!!!

Английский:??? Спросить у Шамики.

История мировой цивилизации:??? Спросить у Лилли. Нет, у Лилли нельзя, она со мной не разговаривает.

ТО: не задано.

Французский:???

Биология:???

Господи боже, только из-за того, что я, может быть, немного нравлюсь одному мальчику, я совершенно потеряла голову. Я сама себя презираю.

Бабушка говорит: