Камергер двора вышел сообщить мне, что мне оказана честь быть приглашенным отобедать с императрицей266. Меня посадили между генерал-лейтенантом обер-гофмаршалом графом Сиверсом267 и бароном Черкасовым268, они оба говорили по-английски и могли переводить любой вопрос, который императрица составит мне честь задать, что она и делала несколько раз, особенно о климате в Квебеке269. Она послала мне тарелку винограда из Астрахани и другую с самым вкусным арбузом, какой я в жизни пробовал. Виноград был богат вкусом и ароматен, как тот, что выращивается на греческих островах Архипелага.

Я не ожидал найти столько простоты и свободы за столом столь великого суверена. Ее императорское величество восседала как хозяйка частного семейства со своими фрейлинами и с теми, кого приказала пригласить, всего за столом были, наверное, 22 человека, и императрица говорила почти со всеми за столом с величайшей приветливостью и живостью. Разные блюда подавались на английский, немецкий или французский вкус (taste)270.

За одну-две минуты до того, как императрице подали воду, наступила глубокая тишина, и я увидел, что все положили свои салфетки на стол. В момент, когда камергер поднес воду императрице, все вдруг встали и стояли, пока императрица ополаскивала руки и рот. После этого каждый произнес молитву и перекрестился, мы все поклонились, и императрица ушла. Фрейлины и остальные, кто присутствовал за столом, удалились в большие покои, где для их развлечения стояли биллиардные, карточные столы и столы для игры в кости, всем был предложен кофе, а также чай. Никто из сопровождавших императрицу не носил оружия, не было и стражи, и, если она проходила через какие-либо покои, все знали, что они не должны обращать на это внимания, отвечая поклонами или другими знаками почтения. Никто не прибывает в этот дворец, если за ним не посылают, даже его императорское высочество великий князь. Императрица обычно здесь проводит шесть недель и много гуляет.

Из биллиардной и других комнат я проследовал за обществом в те апартаменты, где был утром, и в это время граф Панин, едва переводя дыхание, подошел ко мне сообщить, что императрица просит меня к себе и чтобы я захватил своего переводчика. С императрицей был только генерал-майор Стрекалов. Первый вопрос, который мне был задан, – сможет ли, по моему мнению, эскадра отплыть в этом году. Я ответил, что, если все будет продвигаться так, как на момент моего отъезда из Кронштадта, я бы мог сказать, что ко Дню Коронации271 мы отправимся в путь. Ее величество, кажется, была весьма этим довольна, но сказала: «Возможно, в это время уже может пригнать ветром лед». Я ответил, что, если я буду готов, тот же ветер, который может принести лед вниз по Неве, будет мне попутным и что я не вижу никакой опасности плавания с первым льдом. Этим императрица была так удовлетворена, что от радости захлопала в ладоши.

Затем разговор зашел о «Святославе». Мне сказали, что будут отправлены приказы, дабы корабль присоединился ко мне; было также выражено пожелание, чтобы я об этом корабле особенно позаботился и что этот корабль нельзя оставить (судя по тому, что произошло, весь успех экспедиции сводился к тому, войдет в нее «Святослав» или нет). Если бы императрица не желала столь сильно того, о чем она могла просто приказать, я бы не стал беспокоиться об этом корабле, поскольку я до этого с сожалением говорил графу Панину, что этот корабль задержит мое плавание. Как я полагаю, это и стало причиной, почему императрица высказала свое пожелание столь особенным образом.

Пока мы беседовали, дважды заходил фаворит граф [Григорий] Григорьевич Орлов, он подходил к окну, но каждый раз не задерживался ни на минуту. Я был с императрицей около 20 минут, и когда вышел, весь двор был в приемной в ожидании императрицы. Пока я шел через толпу, придворные, казалось, смотрели на меня с величайшим уважением за честь, которой я удостоился во время столь частной аудиенции; они кланялись, когда я проходил мимо.

Я вернулся с графом Паниным во дворец в Санкт-Петербург в апартаменты великого князя, который обнял графа с такой любовью, как будто тот был ему отцом, и я верю, что и граф испытывал к нему отцовские чувства. Очень редко бывает, чтобы они расставались на целый день272.

На следующий день я прибыл в Кронштадт и расстроился, когда мне сказали, что такелаж, по поводу которого адмирал Мордвинов уверял, что он уже отправлен, все еще не прибыл. Я также нашел паруса в великом беспорядке: мне пришлось поменять паруса для всей эскадры, но когда их прислали на суда, многие пришлось вернуть на берег для замены. Люди, которых принудили шить паруса, были прежде крестьянами, никогда до того не видевшими ни корабля, ни паруса, а их заставляли работать каждый день по 20 часов273.