Так сильно я Тебя люблю…

И знаешь, мои чувства сродни тем, какие испытывает всякая влюбленная женщина — хотя я, конечно, люблю Тебя иначе! Это мгновенный укол ревности под сердцем и сзади, под лопаткой — когда вижу, как зубами и губами Ты касаешься сосков своей возлюбленной. Ты целуешь и сосешь ее грудь не так, как мою, припадая к ней, утоляешь голод совсем другого рода и находишься в этот момент под воздействием совсем другой «химии» — но я не могу устоять перед волной зависти, которая окатывает меня. Я завидую этой женщине, завидую окситоцину, который у нее выделяется и наполняет ее тело нежностью, смешанной с наслаждением. Потому что стереть из памяти прикосновения Твоих губ к моей груди я не хочу и не могу. Кормящие матери так устроены, что забыть эту связь, эти мгновения до конца света не могут. Причем ревность возникает у меня только в тот момент, когда Ты касаешься именно груди другой женщины. Когда ты ее губы, небо, волосы, лоб, щеки, веки, шею, спину, уши, ягодицы, стопы и пальцы стоп, бедра, лоно и ладони целуешь, зависти я не испытываю, только воспоминание о Леоне так меня одолевает — дышать не могу.

Думаю, это у меня своеобразное извращение к старости выявилось, и потому собираюсь Зиги Фрейда при ближайшей возможности подробно порасспросить, чтобы он у меня определил какой-нибудь новый прекрасный «эдипов комплекс». Фрейд такие просьбы любит, потому как, во-первых, ему космически скучно, а во-вторых — в моем случае он может обнаружить «кровосмесительные тенденции и стремление к единению субъекта с первичным сексуальным объектом (с матерью в случае мужчины и с отцом в случае женщины)». Если бы он мне это своим профессорским авторитетом подтвердил, у меня к образу разведенки, да не один раз, пьяницы, шлюхи, рыжей нимфоманки, соблазнительницы, официантки у эсэсовцев, матери двух выблядков прибавилось бы обвинение в инцесте, а это сильно украсило бы мое адское резюме. Фрейда я, наверное, уговорю, вот только дождусь, когда у него наступит снова кокаиновая фаза, уж больно красивые и многозначительные комплексы ему тогда в голову приходят.

Ты, сыночек, изумительного трипа на окситоцине почувствовать не можешь, к сожалению, хотя, я знаю, хотел бы. Так уж распорядилась эволюция, окситоцина в тебе мало, все на тестостероне замешено. А тестостерон — нехорошая молекула. Столько несчастий он человечеству принес — ни в одной библиотеке не хватит книг, чтобы все описать. В аду тестостерон обожают: каждый пиар-проект содержит скрытую рекламу тестостерона, структура тестостерона — любимый мотив всевозможных символов, во всевозможных контекстах. На каждом флаге, на каждом гербе любого, даже самого маленького образования есть тестостерон. Тестостерон в аду «рулит». А это совсем не хорошо, как Ты, сыночек, знаешь. Потому что в некоторых странах от этого тестостерона умирает больше женщин, чем от рака груди. Причем умирают они в ужасных муках.

Похоже, создавая тестостерон, Бог слегка увлекся.

Для многих этот факт является доказательством того, что Бог терпеть не может женщин. Мужчины под действием своего тестостерона часто впадают в грешное неистовство, причем им-то кажется, что в это время в них Бог вселяется, а значит, все, что они делают, хорошо. В последнее время я о том наслушалась на популярной лекции, организованной исламскими грешницами, которые давно уже создали инициативную группу с лозунгом «Бог ненавидит женщин. Что в этом хорошего для ада?» Эта группа пока имеет небольшой общественный резонанс, но, чувствую, скоро все изменится, ибо еврейское лобби ада решило выступить с поддержкой этого начинания. А уж там, где евреи в дело вступают — там динамика совсем другая. Поддерживают же они этот проект потому, что он наиболее жесткий. Факты говорят сами за себя: в Пакистане, где прожил свои последние годы наш дорогой Усама, в местности Белуджистан, в июле 2008 года живьем закопали в землю пять женщин. Три совсем молоденькие, почти подростки, а две — постарше, они встали на сторону этих подростков. Мужчины местного племени вывезли этих девчушек и старших женщин в безлюдное место, где их избивали, стреляли в них, а потом, живых еще, шевелящихся, закопали в землю и сверху придавили камнями. Девочки совершили смертный грех — они попытались самостоятельно выбрать себе мужей — против воли старейшин племени. Просто влюбились, бедняжки. А две женщины постарше, не сознавая, видимо, какими будут последствия, встали на их сторону. Поэтому их сначала расстреляли, а потом закопали. Заживо. Пятерых женщин закопали заживо «во имя чести», как констатировал сенатор Белуджистана Иссарула Зехри. Избиение и закапывание живьем женщин во имя чести — это традиция племени, которую «нельзя рассматривать в негативном свете». К тому же это происходит при полном одобрении Аллаха — по мнению того сенатора тестостеронового, разумеется. А я, сыночек, как про это услышала на лекции, такая меня злость взяла на Бога, — Ты не представляешь, Нуша. И пока я медленно в себя приходила, высказались афганские подруги этих заживо закопанных грешниц — и еще сильнее душу мою взбаламутили. Они рассказали, что в одной тюрьме в местности Лашкар Га отбывает двадцать лет заключения группа женщин — хотя вообще-то женщинам там редко сидеть приходится… — срок такой дан им за преступление, именуемое изнасилованием. Эти женщины были изнасилованы мужчинами, которых переполнял тестостерон. Изнасилование — отвратительное преступление, по мне, так за него следует очень строго наказывать — не только химически кастрировать, но и физически тоже. Тупой ржавой бритвой отрезать насильникам их поганые пенисы. А тут женщины, лоно которых осквернено насильниками, отсиживают двадцать лет. Ну скажи, сыночек, как Бог все это попускает?! Видно, более важными делами занят, ему не до Лашкар Га. И там, в тюрьме, женщин вновь и вновь насилуют, потому что для той системы согласие женщины для вступления в половой контакт не требуется и, соответственно, различий между сексом с согласия женщины и насилием никаких нет. Вот такая логика, сыночек. И я Тебе скажу, когда ко мне дар речи-то вернулся, я выла, как волк на луну. И эти пакистанские женщины спросили меня, неужели меня тоже кто-то изнасиловал. А я ответила, что изнасиловать меня невозможно, я умерла бы под этим мерзким хрипящим животным — от унижения. Они возразили, что я, по всей видимости, дерзкая, испорченная феминизмом католичка, потому и думаю, что от унижения можно умереть — а на самом деле от унижения умереть никак нельзя. Даже если очень хочешь. Они, дескать, пробовали. И тогда я еще сильнее разочаровалась в Боге, сыночек. Он дол жен был дать человеку возможность выбрать смерть в обстоятельствах, которые невозможно вынести. А Он не дал. Мол, первородный грех и все такое.

Но Адам-то Еву разве насиловал? Ну сам посуди!

Они еще говорят, что насилие вообще понятие расплывчатое, с точки зрения закона неопределенное. Например, в том же Пакистане, в Лагоре, пятидесятилетняя вдова Ахмеди Бегум, чтобы сводить концы с концами, решила сдавать часть своего дома. Отказала в том полицейскому, который доверия у нее не вызвал, а решила сдать двум женщинам. И когда свое намерение осуществила, в дом ворвались несколько накачанных тестостероном полицейских и на ее глазах этих женщин изнасиловали, сначала в доме, потом в полицейском участке, а ее заставляли смотреть, и когда она отказалась, тоже изнасиловали, а потом вытащили во двор дома, прижали лицом к земле и бичевали широкими кожаными ремнями. А один из полицейских воткнул ей в анус палку, намазанную соусом чили, да так глубоко, что анус порвался. Позже ее увезли в тюрьму Кот Лократ и обвинили в прелюбодеянии. И все потому, что она отказалась сдать жилье полицейскому!