– Как это можно было такого мужика не узнать? Ты ж его фотографию раз сто рассматривала, – усмехнулась Мария. – Что значит – драться кинулась? – запоздало опомнилась она. – На самом деле драться?

– Конечно, на самом деле, по-моему, половина моих волос в ее руках осталась, – сморщилась Наташа и потрогала голову.

– Давай-ка, подруга, объясни все с самого начала, и поподробнее, – подала голос Верочка. – А то ты скачешь с пятого на десятое, и я совсем ничего не понимаю!

Наташа тяжело вздохнула и начала рассказывать по порядку: с того самого момента, когда пришла в себя от страха, что тонет в ледяной воде, и закончила повествование эпизодом, когда оказалась на улице босая, почти голая и очень несчастная.

– Ты идиотка, Наташка! – выдала свой вердикт Мария. – Почему ты этой девице ничего не сказала, когда она тебя к воротам вела? Она бы хоть предупредила Савинского, и ты с себя груз ответственности сняла бы.

– Как же, ей расскажешь, – фыркнула Наташа. – Эта ненормальная даже слушать меня не хотела, приняла бы мое откровение за уловку, что я снова хочу встретиться с ее «обоже». И потом, если честно, я дар речи потеряла, как только увидела трех собак во дворе. Из дома мы вышли очень быстро. Прямо на том этаже, где спальня Савинского, мы сели в лифт. Он довез нас до первого этажа, доставил практически к дверям на улицу. В лифте я даже рот раскрыть боялась, видя глаза этой ревнивицы. Мне казалось, что она вполне готова меня придушить прямо там же, на месте, а потом зарыть в саду под какой-нибудь яблоней или грушей. Мне такая перспектива не очень-то пришлась по душе, поэтому я благоразумно промолчала.

– Натали, ты меня удивляешь, – дернула плечиком Маша. – Ты что, боялась не справиться с какой-то девицей? Никогда в жизни не поверю, вроде ты у нас не из робкого десятка.

– Маш, хватит юродствовать! – прошипела Наташа. – Я бы посмотрела на тебя, как бы ты себя повела в таком доме, где за каждым углом охранники с оружием стоят! Стоило этой девице рот раскрыть, и меня бы в порошок там стерли. Когда мы проходили мимо этих мальчиков, она только небрежно им бросала: «Это со мной», – и те чуть ли не каблуками перед ней щелкали.

– Понятно, фаворитка хозяина, – безоговорочно согласилась Маша. – Тогда, конечно, не стоило с ней связываться. И что же теперь делать? Мы уже столько пережили, а в деле и на миллиметр с места не сдвинулись.

– Что значит – мы пережили? – удивилась Наташа. – Ты хочешь сказать, я пережила?

– Ты так думаешь? – усмехнулась Верочка. – Маш, а ну-ка расскажи ей, через какие «медные трубы» нам пришлось пройти!

– Через саксофон, – буркнула та. – Потом расскажу, когда домой приедем, я не могу отвлекаться на дороге.

На том и порешив, девушки на некоторое время притихли, и каждая углубилась в свои мысли. Наташа совсем закуталась в полотенце, спрятала туда нос и загадочно улыбалась. Она вспомнила, как они барахтались в джакузи на пару с Савинским и какое у него было лицо. Совсем простое, мальчишеское лицо, с веснушками на носу, с пушистыми ресницами и зелеными глазами, в зрачках которых светились маленькие крапинки, тоже похожие на веснушки.

«Ничего удивительного нет в том, что я его не узнала, – подумала Наташа. – Разве возможно было узнать в этом озорном взгляде и взъерошенных волосах те строгие глаза и прилизанные волосы, которые запечатлены на фотографии?»

Еще Наташе вспомнилось, как он опрокинулся на нее прямо в воду, придавив ее своим мощным телом, и меленькие щекотные мурашки предательски поползли по ее спине от этих воспоминаний.

Наташа еще глубже зарыла нос в полотенце и тихонько хихикнула.

Когда девушки приехали домой к Маше, уселись за столом и уже пили ароматный кофе, Вера благосклонно разрешила Маше рассказать Наталье обо всем, что с ними случилось. Когда Мария дошла до того момента, когда в нее стреляли, Наташа как раз подносила ко рту печенье. Она так и замерла с открытым ртом и застывшей в воздухе рукой.

– Что? – наконец «отмерла» она и нервно сглотнула. – Что ты сказала?!

– То и сказала, – нахмурилась Мария. – Если бы не тот листок бумаги на полу да не кейс у меня в руках, лежала бы я сейчас в твоей квартире с простреленной башкой.

– Не может быть, – выдохнула Наташа и посмотрела на Веру совершенно безумными глазами. – Это значит, что они уже знают, где я живу?! Вера, а как же они могли меня найти, ведь телефона у меня больше нет, он в туалете отделения милиции спрятан? – обратилась она к подруге, и голос ее предательски задрожал.

– А хрен их знает, как они тебя нашли? – развела та руками. – Может, у них какие-нибудь свои, сверх-крутые способы имеются? Машка вон тоже удивлялась. Я предполагаю, что в этом кейсе жучок сидит и пеленгует. А иначе как еще можно было узнать, где ты живешь? Ты лучше не заморачивайся пока на этом, потом будем думать, что и как. Послушай, что дальше было! Машка, продолжай рассказывать, – распорядилась Вера.

Маша продолжила свой рассказ, потом ее сменила Вера и тоже поведала о том, как она повстречалась с алкоголичкой и как выкупила у нее футляр с винтовкой.

– Ты хочешь сказать, что он у вас?! – не поверила своим ушам Наташа.

– Естественно, – гордо ответила Мария и, встав из-за стола, пошла в комнату, чтобы принести футляр с винтовкой на кухню.

Через мгновение девушки услышали, как их подруга завопила:

– Бабушка, кто тебе разрешил это трогать?!

Наташа с Верой, не сговариваясь, как по команде, сорвались со своих мест и ринулись на вопль Марии. В комнате они застали весьма оригинальную картину. Бабушка Маши, Екатерина Ильинична, по-деловому собирала винтовку по составным частям, совершенно не обращая внимания на крики своей внучки.

– Сейчас же положи все на место, она может выстрелить и поранить кого-нибудь, – еле вымолвила Мария. – Ты слышишь, что я тебе говорю?

– Слышу, слышу, – кивнула головой Екатерина Ильинична, не бросая своего занятия. – И нечего так надрываться, я не глухая.

Когда последняя деталь встала на свое место, бабушка поставила винтовку «на попа»: стволом вверх, а прикладом вниз.

– Думала, что забыла, ан нет, руки еще все помнят, – улыбнулась пожилая женщина. – А теперь, милые дамы, прошу доложить по всей форме: откуда у вас эта «игрушка». Только предупреждаю сразу, не смейте мне врать, – строго приказала она.

– Нашли… на улице, – пробормотала Маша.

– Не ври, – нахмурилась женщина. – Я слышала ваш разговор.

– А что же тогда спрашиваешь, если слышала? – огрызнулась Мария.

– Хочу еще раз послушать, – хитро прищурилась Екатерина Ильинична и, вновь взяв винтовку в руки, продефилировала в сторону кухни. Она уселась за стол, положила ногу на ногу и, достав из пачки сигарету, закурила. Винтовку она поставила рядом с собой.

В свои семьдесят девять лет Машина бабушка была достаточно энергичной дамой. Ходила она всегда в брюках, носила короткую модную стрижку и всегда красила волосы, чтобы не было видно седины. Тщательно следила за лицом, не забывала на ночь нанести питательный крем, а утром протирала щеки лосьоном. Если шла в магазин или на прогулку, непременно подкрашивала губы и надевала шляпку. Шляпок в гардеробе Екатерины Ильиничны было великое множество. От летних, соломенных, до зимних, меховых. Практически к любому наряду у нее имелась своя шляпка. Женщина была героем войны и очень этим гордилась. Когда началась война, ей было шестнадцать лет, а через два года, достигув совершеннолетия, Катя сразу же ушла на фронт добровольцем. Два года она таскала с поля боя раненых бойцов, стреляла наравне с мужчинами, если это было необходимо, а после победы вернулась домой в военном мундире, увешанном орденами и медалями. Екатерина Ильинична любила общаться с молодежью и терпеть не могла сидеть у подъезда со своими сверстницами и упиваться сплетнями. Она предпочитала пойти на выставку какого-нибудь модного художника, отправиться в театр на премьеру новой пьесы или, в крайнем случае, сходить в кино на новый блокбастер. Ведением домашнего хозяйства бабуля себя обременять не собиралась, поставив перед своей дочерью, матерью Маши, это условие сразу же, как только они съехались в одну квартиру десять лет назад: