Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, никаких шансов?
– Почему никаких? Три тысячи за год вы продадите. При хорошем раскладе – четыре.
– Мы рассчитывали на десять. Все-таки первая книга по новой версии Flash.
– Во-первых, не первая, видишь ссылочку? То-то и оно, на периферии тоже люди умеют быстро работать! Во-вторых, ситуация изменилась…
Халявная минералочка смягчила мне горло, и я минут пять рассказывал ему о синдроме «усталости пользователей», о тенденциях IT и о курсах акций высокотехнологичных компаний.
– Я понял, – сказал Виктор. – А тебя устроит…
И он назвал сумму.
Она меня устроила.
Еще бы! Точно такая же сумма меня и в Германии устраивала.
Но я все равно заявил:
– Хорошо. Вернемся к этой теме через четыре месяца. А пока я буду работать в свободном режиме. Мне нужно уладить дела с прежними нанимателями. И жениться.
Выходя из кабинета, я мысленно поблагодарил Катю. Никогда раньше я не был настолько уверен в себе. В смысле – не наглел так откровенно.
* * *
Если прошлая сентябрьская выставка прошла как в тумане в переносном смысле, то эта в самом что ни на есть прямом.
Дым был везде – в комнате, в магазинах, в метро. После ночи, проведенной с открытой форточкой, волосы пахли как у кострового после долгого пикника. А с закрытой форточкой жить было невозможно, потому что не хватало воздуха.
И вот мы сидим на кухне, пьем холодное белое вино после очередной неудачной попытки заснуть. Три часа ночи.
Наверное, глобальный недосып вместе с алкогольным дурманом наконец-то заставил нас посмотреть друг другу в глаза и попытаться найти ответ на актуальнейший вопрос: и что? В смысле: и как мы будем жить дальше?
– Переезжай. Что тут думать?
– А Маша?
– Ну конечно с тобой.
– А школа?
– Вон под окном стоит.
– А нас возьмут?
– Устроим.
– А поликлиника?
– А зачем тебе поликлиника?
– Мне не нужна, а вот Машка… Прививки, медосмотры. У нас прописки нет. Или что там у вас? Регистрации.
– Договоримся.
– С кем? Как?
Слушай, Кать, ты все усложняешь! Если ты не хочешь переезжать, то так и скажи, а не забивай мне мозги всякой ерундой! У меня вот новое место, если не дам этим олухам опомниться, через полгода буду в директорах…
– Вот видишь, с работой уже все хорошо!
– А Германия? Нужно же туда еще съездить, хотя бы уволиться.
– Ну съездишь…
– Ты не понимаешь. Мне на новом месте в первое время пахать придется. Да-а. Толку от меня для вас до Нового года не будет.
– Послушай, теперь ты все усложняешь. Ну работа, ну новая, было бы из чего проблему устраивать!
– Ну что ты несешь! Неужели ты не понимаешь, что в данный момент эта «ну работа» гораздо важнее Машкиной школы?
Я задумалась. И поняла, что не понимаю. Для меня школа упорно оставалась важнее. Причем намного.
* * *
Предложение руки и сердца прошло буднично.
Вместо шампанского – белое (очень неплохое и, главное, холодное) вино. Вместо цветов – торт-мороженое. Вместо «Ах, это так неожиданно, я должна подумать!» – благодарный чмок в ухо и вопрос:
– А Маша? Ей же в школу!
«Хоть бы притворилась, что это сюрприз!» – хотел я оскорбиться в лучших чувствах и не смог. Все мои лучшие чувства либо полностью контролировались Катей, либо растворились в окружающем дыму.
– Это не проблема. Вон школа, там, за туманами!
Оказалось, это проблема. И поликлиника проблема.
И еще какая-то бытовая чушь. Не помогли даже клятвенные заверения, что я сразу же займусь и порешаю эти проблемы. Только съезжу в Германию. И закреплюсь на новом месте. Если в первые месяцы я не продемонстрирую отличных результатов, мне это вылезет обоими боками. Словом, сразу после Нового года и займусь.
По глазам Кати было понятно, что ничего ей не понятно. Она упрямо бубнила про школу, кружки, прививки…
– Слушай, – сказал я, – скажи честно, тебя правительство Московской области наняло?
– Зачем? – Моя суженая споткнулась на полуслове.
– Как зачем? Сейчас выяснится, что ты со мной жить не хочешь, мы поругаемся. А дальше – германский вариант. С наводнениями, ливнями и всеми делами. Торфяники погашены, экологическая катастрофа предотвращена…
Договорить мне не дали. Зато дали понять, что тушение пожаров и вызов дождя на себя в наши ближайшие планы не входят. Мы снова были как сумасшедшие. И снова у нас все получалось, и понимали мы друг друга с полуслова, меньше того – с полудвижения.
Наверное, Катя все-таки обрадовалась, что я признал ее окончательное право жить в моей квартире.
А может быть, мы все время подспудно помнили о том, что сегодня – последний день, когда Маша живет на даче.
* * *
Проснувшись следующим утром, я решила попытаться начать выяснять вопрос со школой. Думаю, не нужно говорить, что я была настроена гораздо менее оптимистично, чем Сергей. Я уже ребенка дома в школу устраивала, знаю, что это такое!
Директриса «подоконной» школы оказалась типичной москвичкой – многословной, шустрой и с шарфиком на шее. В этом сезоне москвички поголовно ходили с шарфиками, даже в эту нечеловеческую жару.
Я наврала. Сказала, что мы с дочкой переезжаем из другого конца Москвы, благо местный «акающий» акцент приклеивается ко мне намертво после первого же дня пребывания в столице…
Мы поговорили «за жизнь», в основном о тяжелом материальном положении школ, пожаловались друг другу на жару. При этом у меня аккуратно выяснили финансовое положение «папы». «Папа», проработавший полгода в Германии и купивший вчера новую машину, директрису устроил.
И я уже почти расслабилась, но тут у меня поинтересовались, в каком классе учится мой ребенок. Услышав про то, что Маша должна пойти во второй, директриса приуныла.
– Ничем я вам помочь не смогу! У нас и так в начальной школе в классах по тридцать человек. Если бы вы хотя бы в мае пришли… Да и то уже бы были проблемы. У вас девочка по какой программе занимается?
Я надеялась, что тут проблем быть не должно. Программа у нас в школе, слава богу, московская. Но не тут-то было!
– Ой, что вы! Я считаю, что это слишком сложная программа. У нас дети занимаются по другой. Там нагрузка поменьше, знаете, она более консервативная, начинается с букваря, как положено.