Лягушка снова приоткрыла глаз. Глаз мучительно поворочался и на миг задержался на госпоже Фаррар. Снова раздался слабый голосок:

— Это твоя пташка? Скажи, что нет! Вот зараза…

Глаз закрылся и, невзирая на все мольбы Мэндрейка и приказы Фаррар, больше не открывался. Мэндрейк распрямился и растерянно пригладил волосы.

Фаррар нетерпеливо тронула его за плечо.

— Джон, возьмите себя в руки! Это всего лишь демон. Взгляните на эту разлившуюся сущность! Если не предпринять что-то прямо сейчас, мы потеряем ценную информацию.

Он встал на ноги и устало взглянул на неё.

— Думаете, мы сможем привести его в чувство?

— Да, если использовать нужные приемы. Мерцающую Петлю или, быть может, Возвращение Сущности. Но я бы сказала, что у нас в запасе меньше пяти минут. Он уже не может сохранять свой облик.

— Эти заклинания его погубят.

— Да. Но информацию мы получим. Соберитесь, Джон! Эй вы! — Она щёлкнула пальцами в сторону лакея, торчавшего рядом с кучкой глазевших на происходящее гостей. — Вы, там! Принесите совок или лопату какую-нибудь — нам надо собрать всю эту грязь, срочно.

— Нет… Есть другой способ, — сказал Мэндрейк тихо — слишком тихо для того, чтобы госпожа Фаррар могла его услышать.

Пока она командовала сбежавшимися к ней людьми, он снова присел на корточки рядом с лягушкой и вполголоса прочел длинное и сложное заклятие. Лягушачьи лапки задрожали; с её тела начал стекать бледный серый туман, как будто струя холодного воздуха встретилась с тёплой. Тельце лягушки стремительно растаяло в тумане; туман скользнул мимо ботинок Мэндрейка и исчез.

Госпожа Фаррар обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэндрейк поднимается на ноги. Лягушки не было.

Несколько секунд она смотрела на него, ошеломленная.

— Что вы сделали?

— Я отпустил своего слугу.

Его глаза смотрели куда-то в сторону, пальцы одной руки теребили воротничок.

— Но… информация! О Хопкинсе!

Она была искренне ошеломлена.

— Её мы сможем получить от моего слуги через пару дней. К этому времени его сущность достаточно исцелится в Ином Месте, чтобы он смог поговорить со мной.

— Пару дней! — гневно взвизгнула госпожа Фаррар. — Но тогда ведь может быть уже поздно! Мы не представляем, что замышляет этот Хопкинс!..

— Это был ценный слуга, — сказал Мэндрейк. Он взглянул на госпожу Фаррар. Глаза у него были тусклые и отстраненные, хотя щёки и вспыхнули от её слов. — Поздно не будет. Я поговорю с ним, когда его сущность исцелится.

Глаза госпожи Фаррар сверкнули тёмным пламенем. Она подступила вплотную, на Мэндрейка внезапно дохнуло гранатами с лёгкой ноткой лимона.

— Я-то думала, — сказала она, — что вы цените моё уважение всё-таки больше, чем пролитую слизь какого-то полудохлого демона. Это существо подвело вас! Ему поручено было принести вам сведения, а оно не смогло этого сделать! Важнейшая информация была под рукой, оставалось только её взять… а вы его отпустили!

— Только временно.

Мэндрейк взмахнул рукой, произнёс неслышный слог — и их окутал Пузырь Молчания, сделав их слова неслышимыми для той толпы, что валила теперь в холл из дверей, ведущих в сад. Все были по-прежнему в масках: Мэндрейк мельком видел сверкающие, ослепительные краски, непривычные, экзотические формы, пустые щели на месте глаз. Они с Фаррар были единственными волшебниками без масок, и это заставляло его чувствовать себя голым и беспомощным. Более того, он понимал, что ему на самом деле нечего ответить на её гневные обвинения, потому что этот поступок его и самого застал врасплох. И это, в свою очередь, заставило его разозлиться.

— Пожалуйста, держите себя в руках, — холодно ответил он. — Я обращаюсь со своими рабами так, как считаю нужным.

Госпожа Фаррар ответила коротким, бешеным смешком.

— Ну да, оно и видно. С вашими рабами… или, быть может, с вашими дружками?

— Послушайте!..

— Довольно! — Она отвернулась от него. — Многие давно уже выискивали у вас хоть какую-нибудь слабость, мистер Мэндрейк, — сказала она через плечо, — и я, нежданно-негаданно, эту слабость нашла! Потрясающе! Никогда бы не подумала, что вы — такой сентиментальный глупец.

Взмахнув полами пальто, она царственной походкой прошла сквозь мембрану Пузыря и, не оглядываясь, вышла из холла.

Мэндрейк смотрел ей вслед. Он глубоко вздохнул — а потом, одним словом ликвидировав Пузырь Молчания, с головой окунулся в море шума, суеты и взволнованных предположений.

Александрия, 125 г. до н. э.

В то утро, как и всегда по утрам, у дверей моего хозяина Птолемея толпилась небольшая кучка просителей. Они явились задолго до рассвета и стояли, кутаясь в свои накидки, с посиневшими ногами, дрожа от холода, терпеливо дожидаясь восхода солнца. Когда над рекой разлился солнечный свет, слуги волшебника отворили двери и принялись по одному впускать их внутрь.

В то утро, как и всегда по утрам, ему зачитывали долгий список жалоб, обид и подлинного горя. Некоторым он помогал советом. Некоторым — немногим, по большей части явно одержимым алчностью или заблуждающимся, — отказывал в помощи. Остальным обещал что-то предпринять, и обещания свои он выполнял. Многочисленные бесы и фолиоты выпархивали в окно и разлетались по городу с поручениями. И даже благородные джинны удалялись и, в свой черед, возвращались. В течение нескольких часов туда-сюда сновал непрерывный поток духов. Дел в хозяйстве было невпроворот.

Наконец, в половине двенадцатого, двери затворялись и запирались. Волшебник Птолемей выходил из дома (чёрным ходом, чтобы не попасться на глаза запоздалым просителям) и отправлялся в Александрийскую библиотеку, чтобы снова взяться за свои исследования.

Мы шли через двор, примыкающий к библиотеке. Время было обеденное, и Птолемей хотел купить на рынке, что у пристани, хлеба с анчоусами. Я шёл следом за ним в облике египетского писца: с бритой головой, волосатыми ногами, — и мы были поглощены спором о философии миров[47]. По дороге нас обогнали несколько учёных: спорящие о чём-то греки, тощие римляне с огненными глазами и выскобленной добела кожей, темнокожие набатеи и любезные дипломаты из Мероэ и далекой Парфии. Все они съехались сюда, чтобы почерпнуть знания из глубоких египетских колодцев. Когда мы уже подходили к выходу со двора библиотеки, снизу, с улицы, донесся рёв рогов, и по ступеням поднялся небольшой отряд солдат. На копьях у них развевались флажки цветов Птолемеев. Солдаты расступились, и перед нами оказался кузен Птолемея — сын царя и наследник египетского престола. Он медленно, вразвалочку поднимался по лестнице. За ним тащилось скопище фаворитов — все как один лизоблюды и льстецы[48]. Мы с хозяином остановились и склонили головы, демонстрируя почтение.