Член неистово пульсировал в брюках.

— Ш-ш-ш. Ляг снова, милая.

Он снова опустился на колени и раздвинул ей ноги.

— Что?…

— Позволь мне. — Он поцеловал ее нижние губы и был вознагражден, почувствовав, как тело ее снова дернулось. Господи, она так откликается! — Чш-ш-ш, тише. Позволь мне попробовать тебя на вкус.

Ее дыхание со свистом вырывалось между стиснутыми зубами.

— Вы не можете… Это не… Боже мой!

— Сейчас ты снова кончишь, Эмили. Я хочу еще раз увидеть это.

Ее локти подогнулись. Эшленд осторожно прикоснулся языком к распухшему бугорку, и она вскрикнула. Он скользнул глубже, нырнул языком в ее расщелину, пробуя на вкус ее терпкость, вдыхая богатый мускусный запах. Пальцами он раздвинул складки еще шире, восхищаясь безупречной симметрией, светлыми завитками и алыми внутренними губами, блестевшими выделившейся смазкой. Он снова поцеловал ее, проводя языком по каждой драгоценной складочке, а затем приступил к делу всерьез.

Она уже возбудилась, уже втискивала кулаки в матрац. А когда он наконец-то вернулся к бугорку, она начала гудеть. Эшленд лизал в размеренном ритме.

— Я этого не вынесу, — выдохнула она. — Я этого просто не вынесу!

Но он не отступал. Просто не мог. Она была такой прекрасной, такой жаждущей, страсть ее была такой незащищенной, такой истинной, а сама она — такой открытой и доверчивой! Никакой проклятой скромности, никакой искусственности. Эшленд снова и снова проводил языком, удерживая на месте ее дергающиеся бедра, наслаждаясь тем, как под его ртом все туже закручивается спираль. Он действовал языком, меняя скорость и настойчивость, подводя ее к краю и снова отступая, и заново начиная сладкую пытку, и вот она уже напоминает живой электрический провод, гудящий, натянутый, дрожащий, о Господи! Такая розовая и безупречная!

И наконец он перестал ее удерживать. Животный крик Эмили сотряс воздух, ее тело в экстазе выгнулось дугой. Эшленд успел погрузить в нее кончик пальца как раз вовремя, чтобы почувствовать, как влажная плоть сжимается в диком спазме восторга.

— Еще, еще. Ах, как хорошо. — Он с томлением смотрел на пульсирующее тело Эмили — сладкое свидетельство ее искренней чувственности, ее способности к забвению. Эшленд с самого начала почуял в ней страстную натуру, пылающую обещанием под маской спокойствия, а теперь она лежала перед ним. Нет уж, Эмили вовсе не хладно-кровный синий чулок. И не идеально воспитанная светская красавица, лишенная воображения и каких-либо побуждений. Его Эмили отвечает ему, как тигрица. Она поглотит его, как он готов поглотить ее.

Эшленд встал, дрожа от всплеска энергии, чувствуя неодолимую потребность присоединиться к ней. Она кончила дважды. Она влажная, скользкая, мягкая и созрела для его вторжения. Эмили что-то пробормотала, и на мгновение ему показалось, что она сказала «Эшленд».

Снимая жилет, возясь с застежкой на брюках, он смотрел на Эмили. Она все еще тяжело дышала, все еще лежала, раскрасневшись, приходя в себя после второго оргазма. Спальня не была освещена, и кожа Эмили блестела от пота в том слабом свете, что падал из соседней комнаты. Член Эшленда вырвался на свободу, огромный от предвкушения, стоящий почти вертикально. Он никогда в жизни так не возбуждался, даже в свою первую брачную ночь. Но он никогда не видел ничего более чувственного, чем Эмили, приглашающе распростершаяся перед ним, в повязке на глазах, доверяющая ему, расслабившаяся после сексуального удовлетворения.

Она все еще лежала на краю кровати, раздвинув ноги. Он взял ее за руку, подсунул обрубок ей под ягодицы и приподнял ее. Она удивленно схватилась за простыню.

— Я… сэр?

— Сейчас я возьму тебя, Эмили. — Он уперся локтями в матрац и поцеловал ее.

Эмили издала какой-то горловой звук, положила руки ему на плечи, и на этот раз Эшленд не сумел ее остановить. Потребность была слишком велика. Он стиснул зубы, ощущая ее ладони даже через рубашку, протянул руку вниз и направил свое естество в нужное место. Член легко скользнул к ее лону, стремясь скорее слиться с ее возбуждением.

— Мистер Браун! — Эмили под ним подскочила.

— Лежи спокойно, — с трудом сдерживаясь, пробормотал он. Господи, как давно это было. Он возился, как мальчишка, пытаясь проникнуть в это невозможно тугое местечко. — Я почти… о боже… там!

Снова упершись в матрац, Эшленд навис над Эмили и сделал резкий толчок.

Тринадцать лет назад в горах юго-восточного Афганистана Эшленда взяли в плен трое местных, когда он скакал на своей неистовой лошади назад, к британской линии фронта. И сильнее всего в момент, когда на него напали из засады, ему запомнилось замедление времени, эластичность, с которой вдруг растянулись секунды, так что каждая отдельная подробность — лошадь, вскинувшая голову, облако пыли, перекрывшее ему видимость, экзотический пронзительный вопль, оглушивший его, острая боль, пронзившая челюсть, в которую с такого близкого расстояния попала свинцовая пуля, — каждое это событие происходило в своей отдельной вечности.

Мгновение, когда он ворвался в Эмили, растянулось точно так же.

В ту долю секунды, когда его бедра качнулись для толчка, он сообразил, что все неправильно понял. То, как Эмили потрясенно вздрогнула, зажатость ее тела, сопротивление, на которое он наткнулся, входя; понимание словно ударило по его чувствам, но было уже поздно. Он уже двигался, белый свет животной потребности ослепил его мозг. Уже невозможно было остановить мощную силу, с которой он вонзался в узкую расщелину Эмили. Но Эшленд понял истину еще до того, как головка члена наткнулась на препятствие, а затем прорвала преграду. Он услышал истину, когда Эмили резко вскрикнула, но успел погрузиться в ее тело до упора.

Эшленд завис над ней. Грудь его тяжело вздымалась, живот едва прикасался к животу Эмили, руки тряслись от напряжения. Он наклонил голову, вдохнул теплый запах ее шеи.

— Прости меня. Я не знал.

Эмили ничего не сказала. Она прерывисто дышала.

Он поднял голову.

— Тебе больно?

Она едва заметно качнула головой. Ему хотелось поднять повязку, посмотреть ей в глаза и прочесть в них правду. Его гениталии сжимались под волнами головокружительного наслаждения, накатывавшего на них от его естества, от преступного первобытного восторга — он у нее первый, он один овладел ею, она была нетронута, она принадлежит ему. Да поможет ему Господь.

— Прости меня.

Пальцы Эмили легонько царапнули его спину.

— Ш-ш-ш. Я знаю. — Она подняла колени, и кожа скользнула по его коже. — Я знаю.

Она уже дышала ровнее.

— Мне остановиться? — прошептал он, заранее страшась ответа. Боже праведный, а если она скажет «остановись»? Сможет ли он?

— Нет, не останавливайся.

Хвала Господу. Он качнул бедрами. Эмили поморщилась.