На вокзале в мотрису зашло гораздо больше народу, чем вышло, вопреки ожиданиям Виктора, привыкшего к тому, что в электричках он видел совсем обратное. Люди стояли в проходе; в основном они были с чемоданами, баулами, всякими узлами и коробками, и Виктор понял, что они ехали с поезда в город. Сгрудились они в основном у передних и задних дверей, как в советском троллейбусе. Одна из женщин прижимала к груди кудрявую болонку, которая испуганно лаяла на высоких тонах.

– Сударыня, уймите собаку! Все уши прозвонила!

– Что я могу сделать, она у меня нервная! Мими, Мими, да что же это такое!

– Господа, посадка заканчивается, посадка заканчивается! – кричала проводница-кондуктор. – Закрывайте двери, вагон трогается!

За переездом мотриса свернула на боковую ветку в лес и быстро, без промежуточных остановок домчалась до конечной, где пути шли в тупик, а у перронов стояло деревянное, крашенное в зеленый цвет, одноэтажное здание станции, похожее на теремок.

– Брянск-город, конечная! Господа, прошу освободить вагон!

Виктор подождал, пока основная масса перестанет суетиться у выхода, спокойно встал и прошел на дощатую платформу. Перед ним открылась панорама брянского Подола; первым, что бросилось в глаза, был собор и рынок.

Соборный мост – деревянный низководный мостик на рамных опорах с горбатой средней частью для прохода кораблей, соединявший Подол с Зарецкой стороной, показался Виктору знакомым; когда-то, спустя четверть века от наблюдаемого времени, в Брянск приезжал зверинец со слоном и расположился как раз за рекой. И рынок был тогда еще на том месте, и даже собор, хотя был он после войны в уже весьма непрезентабельном виде. Здесь же собор в развалинах не лежал, хотя и был окружен строительными лесами; справа же от моста, перед двором Арсенала, Виктор заметил небольшую пристань, от которой, огласив басовитым гудком окрестности, отходил речной трамвайчик.

Однако на соборе ностальгические настроения и угасли. Дойдя до Соборной площади, Виктор неожиданно обнаружил, что Мясные Ряды, старинное купеческое подворье, и доныне стоящее в нашей реальности возле Брянскэнерго, здесь полностью снесено, и вместо него выстроен длинный четырехэтажный доходный дом, занявший целый квартал до пожарки, и серый, как сама пожарка; два нижних этажа дома были полностью отданы под магазины и сверкали огромными зеркальными витринами. Надписи, выложенные огромными пикселями цветных электроламп, гласили: «Силуэт. Одежда, обувь, головные уборы», «Продтовары Усмовича», «Глобус. Книги и канцпринадлежности» и так далее; на некоторых витринах висели аршинные объявления о скидках и распродажах. Одно поколение бизнеса создавало культурное лицо Брянска, другое, как могильные черви, пожирало его, а с ним и собственное будущее. Без своей культуры и истории нет класса.

«Жаль, – подумал Виктор. – А улица Калинина сейчас, наверное, Московская, как до революции».

Он обратил внимание на вывеску на здании со стороны Арсенала; по счастью, эта сторона еще мало изменилась. Однако название улицы оказалось совсем иное – Деснянский проспект, хотя для проспекта она была явно узковата.

Напротив рынка этот проспект также был застроен четырехэтажными доходными домами с магазинами в двух ярусах; такие же тянулись вместо идиллических купеческих домиков вверх по Авиловской, а дальше – и по Рождественской горке. На углу Авиловской и Деснянского проспекта было весьма оживленно, автомобили и повозки следовали во всех направлениях, и над перекрестком висел электрический светофор, которым управлял полицейский из стеклянной будочки, круглой и потому похожей на подстаканник.

На ограде собора Виктор увидел большой лозунг старославянскими буквами, желтым по голубому: «В фачистском государстве религия рассматривается как одно из наиболее глубоких проявлений духа, поэтому она не только почитается, но пользуется защитой и покровительством. Б. Муссолини».

Кажется, это было здесь первым упоминанием Муссолини.

С другой стороны от ворот лозунг Муссолини был более кратким: «Фачизм чтит Бога». Рядом, с территории рынка, доносились из репродуктора звуки немецкого танго «Запретный плод» в исполнении оркестра Роберта Гадена.

Сам рынок, несмотря на свою известность, на Виктора, правда, большого впечатления не произвел – было довольно грязно, много народу, толкотня, хотя цены действительно оказались ниже процентов на десять – двадцать. На деревянных, потемневших от времени прилавках под такими же потемневшими деревянными навесами были сосредоточены продтовары, продукция крестьянских хозяйств и товариществ окрестных деревень и отчасти кустарная продукция. В одном углу рынка, подальше от собора, за Рождественской горкой, ближе к реке торговали лошадьми; здесь стояли лужи конской мочи и встречалось много цыган. Были и приезжие торговцы; ближе к выходу попалось несколько лавочек легких кавказских вин крестьянской выработки, а на одном из рядов то ли узбеки, то ли туркмены торговали сухофруктами – видимо, для свежих еще был не сезон.

– Изюм, изюм берем! Хороший изюм, ташкентский изюм! Дама, возьмите изюм!

– Почем продаешь, хозяин? – поинтересовалась женщина с корзинкой в руке.

– Вот столько изюм, эта большой чаша – пять будет.

– Да ну, дорого. По четыре.

– Хорошо, дама, по четыре. Хороший изюм, берем изюм.

– А по три не уступишь?

– Нет-нет, нельзя! Никак нельзя!

– Ладно, по четыре.

– По четыре можно. Хороший изюм. Дама, сушеный дына тоже хороший, почему дына не берем?..

У выхода жужжал и сыпал соломенными искрами точильщик; рядом же была лавочка сапожника и фотопавильон, вывеска которого обещала моментальный снимок на все документы. Виктор подумал, что, пока он не наберется опыта в местной жизни, он воздержится что-то брать здесь, несмотря на дешевизну, и пошел на выход.

Снаружи на заборе увидел большой плакат: проект реконструкции рынка, как было написано, по предложению партии Святой Руси. Рынок собирались сделать похожим на супермаркет и двухэтажным, на первом этаже разместив лавки, кустарные товары и склады с холодильниками, а на втором, под куполами – прилавки для мяса и разных продуктов. Лошадей же, телеги, седла, хомуты и прочие товары для гужевой тяги предлагалось вынести на новый Конный рынок на левобережье.

На Рождественской горке, которая в его детские годы была Советской, а чуть позже стала бульваром Гагарина или, в просторечии, Потемкинской лестницей, его ждал еще один сюрприз – по ее середине вверх подымались рельсы, а на тротуаре он увидел большой рекламный щит с надписью: «Электрический фуникулер Базар – Сенная. Стоимость проезда 1 копейка».

Виктор решил не жмотничать и прокатиться, чтобы рассмотреть нагорную часть. Кто знает, в какой еще реальности в Брянске пустят фуникулер. Правда, на остановке он убедился, что называть устройство фуникулером было не слишком верно. Фуникулер – это обычно вагончик, который таскают тросом, а здесь, скорее, был трамвай с зубчатым приводом, чтобы лучше брать подъемы. Зубчатый рельс лежал посредине и был в черной смазке.