Алла Мухина в роли эринии ЭРЕБа…

Катя едва не начала истерически смеяться, кудахтать, зажала рот рукой: тихо, тихо, без истерик! Это всего лишь кровь и мозги. А ты – идиотка последняя, потому что сама сунулась в ЭРЕБ, как в пекло, сама виновата…

Потому что это, как метко выразилась местная эриния в чине подполковника, не Аид.

Не Ад.

Это ЭРЕБ.

– Вы трогали тело?

Катя подняла глаза – перед ней полковник Крапов. Он явился на место происшествия вместе со всей своей новой министерской группой поддержки.

– Я вам вопрос задал.

– Оставьте ее. Не видите, она в шоке. Я ее сама потом расспрошу.

Голос Мухиной.

Катя с трудом разлепила спекшиеся губы. Она так ведь и не попила воды. И теперь – на исходе второго часа осмотра места убийства – жажда сжигала ее огнем.

А рядом, словно в насмешку, – большая садовая бочка, полная дождевой воды, из которой, наверное, летом хозяйка этой половины коттеджа поливала свои цветы и грядки.

– Алла Викторовна, я не в шоке. Я уже раньше видела… Я и раньше ездила на места происшествий.

Катя лепетала это, надеясь восстановить свой статус-кво.

– Так вы касались тела? – не отступал полковник Крапов.

– Нет. Я ничего не трогала. Я сначала увидела потеки… брызги крови на двери, а потом ее. Я уже сказала вам, что зашла в магазин – тот, что на перекрестке. А туда вбежала эта пожилая женщина. И закричала, что здесь, в девятом доме, убийство. Я велела звонить в отдел, а сама побежала сюда и…

– И? – мрачно спросил полковник Крапов. – Вы узнали свидетельницу?

Катя молчала.

– Я вам снова задал вопрос.

– Тогда нет, хотя… мне показалось… сейчас да, я ее вспомнила. Это кассирша в здешнем музее. Мы заходили туда с Аллой Викторовной в день моего приезда в город.

– А потерпевшую вы опознали?

– Да, – Катя покорно кивнула. – Хотя ее сейчас трудно узнать, но я ее узнала. Это директор музея… я ее видела тогда же… Только я забыла ее имя.

– Нина Кацо, – откликнулась Алла Мухина.

– Череп проломлен.

Это объявил эксперт. Они с Мухиной (та была в резиновых перчатках, но без защитного бумажного комбинезона) как раз переворачивали тело.

– Директор музея науки, – повторила Катя. – Я сначала думала, что убили на остановке… то есть что это опять то самое… Перформанс на автобусной остановке, новая жертва. Но остановка чистая… Там ничего не было.

– Женщину убили здесь, – сказал эксперт. – Орудие убийства валяется на траве в метре от тела.

Катя видела, как Мухина поднялась с колен и сделала шаг в сторону. Оперативники уже сфотографировали этот участок сада. Поэтому она нагнулась и подняла с земли некий предмет.

Это была небольшая садовая тяпка. На лезвии тяпки – бурое и налипшая земля.

Мухина взвесила тяпку на руке. Эксперт уже приготовил пластиковый мешок – паковать вещдок.

– Слишком легкая, – заметила Мухина. – Ручка из пластика. Она мало что весит, эта штука. А Нине Кацо снесли чуть не полголовы.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил полковник Крапов.

– Этот садовый инвентарь как-то не тянет на орудие убийства. По весу.

– Там же следы ее крови.

Мухина опустила садовую тяпку в пластиковый мешок.

Со своего места Катя видела тело директрисы музея. Она лежала почти у самых ступенек. Раньше – ничком. Рухнула в таком положении, когда ее настиг удар по голове. Теперь эксперты аккуратно повернули тело на бок.

Катя видела запачканные садовой землей осенние ботинки, задравшуюся брючину – брюки те самые, черные, а вот одежда другая. Короткий плащ бледно-розового цвета и под ним не толстый свитер, как в их первую встречу, а клетчатый пиджак из твида.

Нина Кацо собралась выйти из дома.

– Наверное, она дверь запирала, когда убийца ударил ее сзади по голове, – словно прочтя Катины мысли, оповестил опергруппу эксперт. – Дом она так и не закрыла. Но убийца внутрь не входил. Никаких следов грязи на полу.

– Отсутствие грязи еще не факт, – возразила Мухина. – Может, он очень старался не наследить там.

– Внутренняя обстановка не нарушена.

– Все равно проверьте. Убийца ее сумку всю до дна выпотрошил.

Мухина указала на другой поисковый квадрат, который как раз сейчас обрабатывали, фотографировали, осматривали оперативники и второй эксперт.

На садовой дорожке, покрытой гравием, валялась сумка директрисы музея, чуть ли не вывернутая наизнанку.

На гравии разбросаны вещи: пудреница, очешник, ключница с открытой молнией – связка ключей наружу, пачка влажных бумажных салфеток, шелковая шейная косынка – скомканная.

– Ни бумажника, ни мобильного телефона, – сказал один из оперативников.

– В сумке явно что-то искали, не шарили, предпочли сразу все рывком вывернуть наружу, – заметила Мухина.

– Деньги и мобильный – искали и взяли, – оперативник пожал плечами.

Катя подалась вперед, стараясь рассмотреть. На эти мелочи она даже внимания не обратила – сумка, все это барахло…

В то мгновение в саду, освещенном октябрьским солнцем, она увидела тело женщины, залитое кровью, пальцы, вцепившиеся в последней агонии в вырванные с корнем лиловые астры.

И услышала эту чертову песню сирен, что все звучала, звучала…

– Выключите мигалку в машине к черту! – крикнула Мухина неизвестно кому. – На нервы действует!

Патрульный, оставшийся у машины на улице, не мог ее слышать.

А терпеливый спокойный эксперт пояснил:

– Сирену сейчас не вырубить, там что-то законтачило. Они потом аккумулятор…

Мухина резко махнула рукой в резиновой перчатке, осторожно обошла разбросанные на дорожке вещи и направилась к углу дома – мимо Кати.

– Что, как осиновый лист? – спросила она глухо.

– Как заячий хвост, – ответила Катя.

Обе они опустили словечко «трясешься».

– Соберитесь. Вы мне нужны.

Эта фраза подействовала на Катю отрезвляюще.

Она поплелась за Мухиной к патрульной машине, где все звучала и звучала полицейская сирена из-за съехавшей набекрень электроники.

– Я когда прибежала, начала дергать ту дверь, – Катя кивнула на парадное, выходящее на улицу. – Почему она воспользовалась черным ходом?

– Это не черный ход, это как раз нормальный выход, – сказала Мухина. – Вы планировки этих старых коттеджей не представляете. Есть с двухкомнатными квартирами одноэтажные, как этот, на две семьи. Есть с трехкомнатными, двухэтажные, как мой. Парадные с улицы, это типа подъезда – там общая площадь, длинный коридор, который жильцы используют как чулан и кладовку – велосипеды хранят, старые вещи.