Гонял как сидорову козу, так, что Динка взвывала той самой козой замученной:

– Вот на хрена я тебя спасала, а? Знала бы, что ты надо мной так изгаляться будешь, не стала бы заморачиваться.

– Терпи, сестра, – похохатывал он над ее мучениями.

Через год, благодаря его с Ольгиным изуверским тренировкам, Дина стала другим человеком. Совсем другим. Настолько другим, что сама себе поражалась и диву давалась, присматриваясь к своим новым привычкам и навыкам владения телом, она даже двигаться начала по-другому, у нее совершенно изменилось мышление. И сколько раз эти знания, умения и рефлексы потом реально спасали ей жизнь и здоровье – не счесть.

Ведь нападали, сволочи. И сами нападали, и нанятые ими хлопчики, и служба охраны отдельных деятелей.

Проникнуть на ринковскую базу было нереально – все просматривалось камерами наблюдения и находилось под серьезной охраной, но вне ее у Дины и судебные заседания, и работа в своем адвокатском офисе в городе, и прием посетителей, и беготня по всем инстанциям. И хоть ее и сопровождали по большей части, в их Центре существовало железное правило, введенное Ринковым: по городу по одному никогда не перемещаться, да и кнуровские ребята разработали для помощников «Убежища», Дины и ее семьи специальную систему безопасности, маяки, оповещение, группу быстрого реагирования, но…

Всякое бывало за эти годы. Всякое.

У Дины вошло в привычку обязательно носить в кармане газовый баллончик, а в сумке электрошокер.

А тогда она быстро втянулась в занятия и так и продолжает все эти годы, стараясь не пропускать спортзал. Не с такой интенсивностью, как поначалу, но и не филонит. Только благодаря своим натренированным рефлексам и хорошей реакции Дина и смогла выдернуть ту дурную мамашу из-под колес джипа Гарандина. Вот так.

Если бы не помощь Ринкова и Кнурова, Дина вряд ли бы справилась сама, даже с самой распрекрасной группой добровольцев, какой бы она ни была, потому что прав был Антон Александрович; как показала практика, – это смертельно опасное занятие. И очень непростое.

Кризисный центр Дины рассчитан на двенадцать взрослых и десять детей.

Теперь-то у них в «Убежище» работают специалисты: психологи, юристы, психиатр, детский психолог. Сейчас налажен весь процесс: от первого обращения на сайт или телефон доверия и поэтапной помощи жертвам насилия.

– У меня масса вопросов, – захваченный ее рассказом, заинтересованно предупредил Гарандин. – Я в тему специально не погружался, даже когда узнал, чем ты занимаешься. Решил, что лучше ты мне сама, как один из ведущих специалистов в этой области, объяснишь-расскажешь. Да и достаточно того, что у нас ты по самую макушку в этой … – И не закончил фразу, оборвав, почувствовав, как внезапно изменился настрой Дины.

Повернул голову, посмотрел на нее, недоумевая.

– Что? – спросил он.

Она смотрела на него своими невозможными фиолетовыми глазами с каким-то удивленным выражением, делавшим эти ее потусторонние глаза еще больше. Хотя куда уж.

– Это твое «у нас», – пояснила Дина, – ты так легко это произносишь, словно… не знаю, мы прямо уже давно «у нас»…

– А разве требуется здесь что-то обсуждать? – спросил Гарандин, как о чем-то настолько очевидном, что просто даже лень и непонятно зачем об этом говорить.

– А я бы пообсужда-ала, – развеселившись вдруг непонятно от чего, произнесла Динка со значением, даже голову склонила чуть набок.

– Что, девочкам нужны слова? – с пониманием усмехнулся Влад, глядя на нее, и вдруг осекся: – Слушай, это совершенно невозможно, какие у тебя глаза. Ты знаешь, что у тебя какие-то мультяшно огромные зрачки, да к тому же фиолетовые. Вот так глянешь, как сейчас, а у меня в голове что-то делается. Переклин какой-то.

– Это из-за мутации одного гена, – объяснила Дина, – такая особенность организма, на здоровье никак не влияет, только зрение у меня работает несколько иначе, чем у всех. Долго и мудрено объяснять. Иногда при резком перепаде освещения я вроде как временно слепну, а вот фокусируюсь я быстро, ну и упражнения требуется делать, чтобы не наступила резкая и сильная дальнозоркость. Такая мутация практически не встречается и называется очень забубенно.

– Потом скажешь и напишешь, я заучу, – предложил Влад и пообещал: – Буду называть тебя моей мутанточкой. Или производную какую придумаю. Мне нравится.

– Так что ты хотел спросить? – напомнила Дина.

– Да, спросить, – повторил он и, отвернувшись, посмотрел вперед на дорогу. – Почему женщины живут с мужьями, которые их избивают? Зачем все это терпят? Почему не уходят? Я не понимаю. Почему, как только он первый раз ее избил, она не ушла?

– Это самый распространенный вопрос людей, не сталкивавшихся с насилием в семье. При этом заметь, если вдуматься, то в вопросе уже заложено обвинение, типа сама дура. То есть общество реагирует в таком ключе, что, мол, женщина всегда и априори сама виновата, раз терпит и не уходит от агрессора, и практически никогда не звучит обвинение в адрес мужчины.

– Ну, наверное, да, ты права. Но почему все-таки не уходят?

– Абьюзер действует, как паразит, попавший в организм человека. У меня как у медика эта ассоциация абсолютная. Задача паразита в первую очередь подавить иммунную систему, противостоящую ему, проникнуть во все органы и в мозг, захватить, что называется, «управление» организмом. Его не интересует симбиоз, его задача распространиться, подавить, заставить действовать так, как ему надо, и в итоге убить. Точно так же ведет себя и абьюзер, по большей части неосознанно, на подсознательном уровне он нацелен на то, чтобы полностью подчинить себе жертву. И в первую очередь изолирует ее от всех социальных связей, ограждает от друзей, знакомых и родных, от тех, кто мог бы помочь, то есть выключает «иммунную систему», закольцовывая все ее внимание на себе. Параллельно он унижает ее самооценку, заставляет уйти с высокой должности, не дает закончить институт, опускает, повторяет и повторяет бесконечно и в разных вариациях, какая она глупая, некрасивая, дурная, неумеха, что она никому не нужна и специалист из нее никакой. Вариантов много, но постоянное, изо дня в день подавление самооценки действует на женщину совершенно разрушительно.

– Но она же не идиотка на самом деле, – недоумевал Гарандин, даже злясь отчего-то. – Она что, не видит, не понимает, что с ней происходит, что отдаляется от друзей, от родных?

– Нет, – уверила его Дина, – не понимает и не видит. Партнер же не на следующий день после свадьбы начинает ее избивать и принижать. Как правило, пара сходится, не важно, официально или нет, но по любви и офигенному сексу. У них же любовь и в постели сплошная красота, и любое ее недоумение или сопротивление его поведению чудесным образом забывается и прощается в постели. В большинстве случаев первый раз партнер бьет женщину не настолько сильно, чтобы она испугалась и побежала, и вот тут срабатывает самая главная ошибка женщины: она не может поверить, что муж внезапно превратился в тирана. «Не может же все быть так плохо?» – убеждают себя женщины. Срабатывает определенное свойство человеческой психики: люди вообще не верят в плохое, в то, что с ними может произойти что-то совсем уж страшное. У них же любовь такая офигенная, не может же этого быть, но к тому моменту у женщины уже занижена самооценка, и она думает: может, это она в чем-нибудь виновата, и характер у нее тяжелый, любимый же об этом всегда говорит. К тому же опять же в большинстве случаев муж сразу же начинает каяться, признаваться в любви, клясться, что больше никогда, включает романтический режим на полную мощность. И она прощает. На второй и третий раз повторяется все то же самое. Женщины, как правило, стараются до последнего сохранить семью. Обычно сильные избиения начинаются, когда женщина беременна или у нее совсем маленький ребенок. Паразиту не нужны конкуренты, жертва должна быть в полном его распоряжении и ни на кого не отвлекаться. Решаются бежать тогда, когда он начинает бить и детей. Еще свои побои женщина стерпит, но может решиться на побег, когда детям грозит опасность.