Огромный транспорт ошвартовался у одного из причалов, и население с любопытством посматривало на него, но затем насторожилось, когда из трюмов стали подниматься огромные ящики с «курносыми» истребителями И-15, а за ними и бомбы. Может быть, было и не очень гуманно подвергать опасности женщин и детей, но война предъявляла свои права, а Мадрид требовал помощи.

Когда основная масса грузов, привезенных «Курском», уже была на колесах или на причалах, несколько самолетов мятежников появилось над портом. Отразить их нам было нечем. Положение создалось крайне напряженное. Выручил неожиданный случай: в порту Аликанте в тот момент стоял аргентинский крейсер «25 мая». Крейсер в порядке самозащиты открыл огонь по франкистским самолетам. Это подействовало, и мятежники поспешили удалиться. Тем не менее мы сразу после этого отправили «Курск» в Барселону и больше таких экспериментов в Аликанте не повторяли.

В ноябре 1936 г. правительство переехало из Мадрида в Валенсию. Шли тяжелые бои за Мадрид.

После больших перемен на всех кораблях на флоте установился относительный порядок. Комитеты декретом правительства были заменены комиссарами, и эскадра стала управляться командующим флотом. В городе еще шли горячие споры, переходившие временами в открытые столкновения между социалистами и анархистами, но влияние анархистов явно падало. Лозунги компартии становились достоянием широких масс и пользовались популярностью.

Даже те, кто числился социалистами или анархистами, нередко поддерживали коммунистов.

Ноябрь 1936 г. был тяжелым. Положение под Мадридом временами становилось критическим. Обстановка на море ухудшилась. Крейсер «Канариас», который превосходил по скорости и вооружению все корабли республиканцев, окончательно перебазировался на Гибралтар и выходил в Средиземное море. Республиканские транспорты, следовавшие из Черного моря, требовали солидного обеспечения. Картахена подвергалась более сильным воздушным атакам. Опыт разгрузки первых «игреков» выявил массу недостатков. Работали медленно, с боезапасом обращались небрежно, а анархистские профсоюзы то и дело срывали работу в порту, увлекая за собой часть рабочих. Прибывшие на первых транспортах истребители, танки, пушки, винтовки без достаточной охраны лежали на причалах, медленно вывозились. Не лучше было и на железной дороге. Сотни вагонов, готовых к отправке, стояли из-за нехватки паровозов. Все это становилось известно мятежникам. Вместо обязанностей военно-морского атташе пришлось взяться за работу главного морского советника. В Валенсии моряку делать нечего, и только на случай приезда я сохранил номер в гостинице «Метрополь». Основной задачей на ближайшие месяцы являлась оборона морских коммуникаций, прежде всего с Советским Союзом. Трудность работы заключалась в том, что я не мог никому приказывать и в то же время должен был влиять на командующего флотом, добиваясь точного выполнения своих советов. Так, в строго назначенный день и час корабли флота должны были выйти в море, встретить где-нибудь у берегов Алжира транспорт с оружием и по строго разработанному плану доставить его в порт. Поехал в Валенсию к И. Прието. Министр незамедлительно принял меня. Он имел привычку разговаривать на диване, подобрав под себя ноги. Его не смущали даже частые телефонные звонки; он каждый раз поднимался, шел к письменному столу и потом снова возвращался на свое место. Так было и теперь. Я рассказал о предполагаемых операциях флота и просил его дать нужные указания командующему флотом М. Буисе и командиру базы А. Руису. Прието, казалось, дремал, но я уже знал его манеру слушать.

«Я дам все нужные указания», – встрепенувшись, отвечал он и тут же вызвал своего секретаря. Тот, по обыкновению, явился с развернутым блокнотом, готовый стенографировать все приказы своего министра. Дон Индалесио продиктовал нужные указания.

«Я вас прошу лично мне докладывать о всех недоразумениях, которых, однако, я не ожидаю», – закончил он, и глаза его сверкнули из-под нависших бровей. Это был теперь тот Прието, про которого испанцы многозначительно говорили «дон Инда» и поднимали указательный палец. Внешне неповоротливый, с ленивыми движениями, он был старым и опытным политиком.

Мое личное участие в походе эскадры на Север в данном случае очень пригодилось. М. Буиса, с которым я ближе познакомился во время перебазирования флота на Север, охотно советовался со мной по всем вопросам, а я старался не ущемлять его самолюбие и, где только можно, соглашался с его рекомендациями. Ему одному я доверял сведения о времени подхода очередного транспорта, чтобы успеть подготовиться к походу флота, а он умел не разглашать секретов.

В 1936 г. в базе и на флотилии эсминцев ощущалась особая нужда в советниках. Именно в эти дни и приехали ко мне два наших волонтера С. Рамишвили и В. Дрозд. Они появились поздно вечером 10 или 11 ноября 1936 г. Услышав родную речь, я выбежал к ним навстречу, и мы радостно приветствовали друг друга. Разговор затянулся далеко за полночь. Дрозд и Рамишвили наперебой рассказывали, как, стараясь не выдавать себя, они не без приключений добрались из Парижа, через Тулузу и Барселону, в Валенсию. Как там, не желая называть себя, они попали в безвыходное положение, но потом рискнули назвать мою кличку Лепанто и были без всяких трудностей направлены в Картахену. Но приятнее всего было услышать их рассказы о делах на Родине и особенно о флотских новостях. Слушая их, я думал, кого правильнее оставить советником у флегматичного Антонио Руиса и кого направить к неистовому андалусцу – командиру флотилии эсминцев Висенте Рамиресу. Будущих советников я знал по работе на Родине, учитывая черты их характера, попросил С. Рамишвили взять на себя обязанности советника у командира базы, а В. Дрозда – поработать вместе с командиром флотилии эсминцев. Как показали дальнейшие события, выбор оказался удачным. Рамишвили, знавший французский язык, быстро научился говорить по-испански, прекрасно ладил с людьми и через два месяца знал базу со всем ее огромным хозяйством не хуже дона Антонио. С раннего утра он со своим шофером и другом Хосе уже колесил по причалам порта, беседовал то с одним, то с другим должностным лицом, и все это у него получалось складно, а испанцы, видя его энергию, никогда не отказывались слушать его советы. Командир базы Руис первое время не поспевал за ним, а потом успокоился, передоверив многие вопросы дону Хуану Гарсиа (Рамишвили). Всем нашим морякам-добровольцам приходилось работать на кораблях в сложных условиях. На одних кораблях брали верх социалисты, а на других («Хайме I») сильным оставалось влияние анархистов. Все хотели участвовать в борьбе, но нередко по-разному понимали свою роль. Наконец, не все одинаково относились и к нашим товарищам, хотя внешне старались этого не показывать. Но сложнее всего была обстановка в базе. Как в фокусе, в базе сосредоточивались все противоречия и находили выражение не только в бурных митингах или собраниях, но и в прямых стычках с оружием в руках. Анархисты, влияние которых в Мурсии было значительным, много шумели, но первыми бросали работу, когда наступали сумерки и увеличивалась вероятность налетов.

На долю дона Хуана Гарсиа выпали трудные обязанности: обеспечить разгрузку транспортов в условиях частых налетов, и в том, что мы не потеряли в Картахене не только ни одного корабля, но и ни одной винтовки, – его большая заслуга. Кроме того, он помог испанским товарищам укрепить зенитную оборону базы, организовать охрану рейдов и гавани и работу ремонтных мастерских. Энергичный, неунывающий южанин, он как-то умел находить общий язык с испанцами и заставил уважать себя. Он хорошо разбирался в людях и знал, на кого можно положиться. Вокруг дона Хуана Гарсиа даже сколотился определенный актив. Так, по делам хозяйственным он мог положиться на полковника Матео, и тот честно выполнял все его поручения. В Арсенале у него были свои друзья. Если Патрицио Касадо не всегда был лояльным, то заместитель его Франсиско Перейро, секретарь Мелиа и начальник корпусного цеха Артахо являлись надежными помощниками в любой обстановке. Заслуживает упоминания «альмиранте Лаго» (как его звали шутя), который выполнял тяжелую обязанность командира «Вихилянсии», т. е. наблюдения за водным районом базы. Выдвинутый Хуаном из младших офицеров, он всеми фибрами души ненавидел фашистов и прекрасно справлялся с выросшим хозяйством, состоявшим из разных кораблей и катеров. Именно он должен был следить, не проберется ли какая-нибудь подлодка в базу во время бомбежки. Такие же преданные люди находились «в гвардии роха», охранявшей порядок в базе, береговой артиллерии и в профсоюзах.