– По-твоему, я тупой?

– Я этого не сказал. Но бывают моменты, когда тебе лучше помолчать.

От обиды Вован даже вспотел.

– А кто сегодня спас положение? Не будь меня, какого пендаля ты бы схлопотал? И с чем бы приехал к Андреичу? Опять стал бы горбатого к стенке клеить?

– Что значит – опять? Когда это я горбатого клеил?

– Всегда! Сколько помню – взгляд умный, голова поднята, губки в ехидной улыбочке. А на самом деле сплошная туфтень! Я-то тебя сразочки раскусил.

– В чем… раскусил?

Вован отмахнулся:

– Ладно, как-нибудь в следующий раз. И чего мы собачимся? Приедем, Кузьме стыдно в глаза будет глянуть.

– Ты прав, – согласился Старков и первым протянул руку. – Будем считать, что разговора не было.

– Будем считать, – кивнул Вован и с насмешкой посмотрел на коллегу. – Получается, поездки тоже никакой сюда не было?

– Почему? – удивился тот.

– Но ведь Филин хлобыснул нас по харе по полной?!

Старков снисходительно усмехнулся:

– Подчас малая разведка бывает важней шумной операции. К тому же мы кое-что поняли друг в друге.

– Попытались понять, – уточнил Вован.

– Можно и так, – согласился Владимир.

…Когда Старков ушел, Вован включил посильнее воду, набрал по мобильной трубке номер Кузьмы.

Шли гудки, какое-то время связь не включалась, но после пятого или шестого гудка в трубке послышался голос хозяина.

– Слушаю.

– Андреич, извини, ты, наверно, уже спишь?

– Говори, – коротко ответил Сергей.

– Похоже, нужно срочно отсюда линять.

– Это почему?

– Нас тут не ждали, и ловить карасей в мутной воде – приключения на собственную жопу.

– Старков тоже так считает?

– Похоже, что да.

– Похоже или считает? – раздраженно спросил Сергей.

– Обсудим.

– Обсудите и принимайте сами решение. Не дети уже. – Связь прекратилась, в трубке пошли шумы.

Программу вел сам Василий Петрович.

– Добрый вечер, дорогие телезрители. Сегодня мы начинаем цикл передач под общим названием «Спасите наши души!». И открываем этот цикл серией репортажей из тех мест, о которых мы много знаем, но, по сути, ничего не знаем. Да, мы помним знаменитую поговорку «от сумы и от тюрьмы». Да, мы покрываемся потом от одной только мысли, что можем оказаться в том месте, откуда никто не выходит исправившимся. Мы стараемся не включаться в судьбы тех людей, жизнь которых проходит за колючей проволокой. Мы не реагируем на невидимые миру слезы. А между тем люди за решеткой все равно остаются людьми. У них страдает душа, они знают, что такое физическая боль. Но на их души никто не обращает внимания – преступники! Физические недуги тоже никто не лечит, а между тем главный бич тюрем – те самые болезни, от которых страдаем все мы: от элементарного гриппа до туберкулеза. Государству глубоко наплевать на находящихся в тюрьмах людей, оно фактически забыло об их существовании. Оно обрекло их на вымирание. Однако за колючей проволокой находится не только физически крепкая молодежь, но и дети, женщины, пожилые люди. Мы подготовили несколько репортажей из колоний, посмотрите их и, ужаснувшись, проникнитесь к заключенным состраданием.

На экране возникли длинные, грязно-зеленого цвета коридоры, затем камера остановилась на одутловатом лице пожеванного жизнью заключенного.

– Как вы себя чувствуете? – спросила корреспондентка.

– Плохо, – ответил тот, и глаза его закрыла пелена слез. – Плохо, девушка. Подохну скоро.

– Сколько вы в заключении?

– Уже пять лет.

– Чем болеете?

– Всем, – старик закашлялся. – Но больше всего вот кашель. Говорят, туберкулез.

– Вас обследовали?

– Пошли они, девушка на… (Вместо текста писк.) Кто меня будет обследовать? И зачем? Я этим педерастам еб… (писк) как репей в трусах!

– О чем вы думаете бессонными ночами?

– Раньше думал о себе… – показал черные зубы старик, – а теперь про родину мою ненаглядную, мать бы ее… (Писк.) Сдохнуть хочется, доченька, поскорее и не мучиться.

Съемочный объектив вновь начал гулять по грязно-зеленым коридорам и показал еще одну камеру. Комната была совсем небольшой, но оказалась под завязку набитой молодыми парнями. Они заглядывали в объектив, скалили зубы, посылали воздушные поцелуи.

Та же самая журналистка взяла интервью у худющего прыщавого паренька лет семнадцати.

– За что сидишь?

Парень засмеялся:

– За дурь!

– Давно колешься?

– С детского сада!

– Здесь тоже случается?

– А ты как думаешь?

– Чего такой худой?

Теперь засмеялись уже все.

– Аппетита нет! – сказал парень.

– Тубик у него! – сказал кто-то. – Туберкулез! Еще пару месяцев, и концы в воду! У нас знаешь, как тут хоронят? Чтоб не копать ямку, жмурика в тряпочку, а ночью в речечку!

– А еще тут есть туберкулезные? – спросила корреспондентка.

Почти вся палата подняла руки.

– В госпиталь не берут?

– Госпиталей не хватит!

На экране снова возник Василий Петрович.

– Думаю, комментарии здесь излишни. Хочется только дать совет правительству, властям, тем же законодателям – депутатам Госдумы: не зарекайтесь ни от сумы, ни тюрьмы, господа. Все смертны, все ходим под богом, и все могут споткнуться. И чтоб вас, ваших близких и родных не постигла участь людей, которых вы видели только что, задумайтесь и поймите – они такие же граждане нашего отечества. Пусть оступившиеся, пусть не всегда удобные, но это наши граждане! И надо протянуть руку помощи, надо стать милосердными, надо ужаснуться от увиденного. Измените законы, увеличьте количество госпиталей и врачей, помогите гибнущим за колючей проволокой согражданам.

Виктор Сергеевич сидел на заднем сиденье автомобиля, смотрел на экран крохотного телевизора под потолком, слушал ведущего программы «Спасите наши души!».

– Мы будем выходить в эфир каждую неделю, – говорил Василий Петрович. – Надеемся, наша программа достучится до сердец, до разума тех, кто может поучаствовать в судьбах заключенных, пораженных душевными и физическими недугами.

За рулем сидел молчаливый Глеб, никак не реагировал ни на телевизор, ни на шефа.

– Слышь! – позвал его Виктор Сергеевич.

– Да? – вполоборота отозвался парень.

– Так куда ты все-таки отвез ту обезьянку ночью?