Но Перкину повезло — его новый краситель оказался настолько востребованным, что его неоспоримые коммерческие перспективы вызвали взрыв интереса и к другим анилиновым краскам, не заставившим себя ждать. Оказало ли это услугу пурпуру — другое дело. Пурпур неожиданно стал доступен любому по приемлемой цене, но по такой же приемлемой цене стали доступными и тысячи других оттенков. Доступность убивает благоговение — и пурпурный стал таким же цветом, как и все остальные.

Одно из самых известных соблазнений в истории состоялось в конце 48 года до н. э. Незадолго до этого, 9 августа, Юлий Цезарь победил численно превосходившую его войска армию своего главного противника (и зятя) Гнея Помпея в битве при Фарсале. Потом он оказался в Египте, а самую известную в мире женщину, более чем вдвое младше его, контрабандой, завернув в ковер[389], пронесли в его покои. Через девять месяцев Клеопатра родила мальчика, которого назвали Цезарион («Маленький Цезарь»), а гордый отец вернулся в Рим и тут же особым законом ввел новую тогу, носить которую мог только он один. Цвет тоги был любимым цветом его любовницы — тирским пурпуром[390].

Этот богатый тон — цвета запекшейся крови, если верить Плинию, — получали из естественных красителей, добываемых из двух видов средиземноморских моллюсков: Thais haemastoma и Murex brandaris. Вскрыв шипастые створки раковин этих хищных брюхоногих, вы обнаружили бы бледную гипобранхиальную железу, или «бутон», посреди тела моллюска. Сжав эту железу, можно выдавить из нее каплю прозрачной жидкости, пахнущей чесноком. Через несколько мгновений на солнце жидкость приобретет бледно-желтый цвет, потом цвет морской волны, потом синий и, наконец, темный пурпурно-красный. Наилучший оттенок, настолько глубокий, что он был почти черным, получали, смешивая добытые из обоих моллюсков красители[391]. Окраска и пропитка ткани пурпуром были процессом долгим и дурно пахнущим. Собранную из моллюсков жидкость помещали в чан с выдержанной (для образования аммиака) мочой и оставляли бродить на 10 дней. Только потом в образовавшийся краситель окунали ткань; некоторые свидетельства говорят о том, что операцию следовало повторить дважды, в двух разных чанах[392].

Самое раннее упоминание тирского пурпура восходит к XIV веку до н. э.[393]. Вонь от гниющих ракушек, стоялой мочи и сбраживания была, должно быть, невыносимой — археологи обнаруживают древние красильные мастерские, как правило, на задворках городов и поселений.

Этот пигмент чаще всего связывают с финикийским городом Тир, который прославил его и разбогател на торговле им. Окрашенные пурпуром из Тира одежды упоминаются в «Илиаде» Гомера и «Энеиде» Вергилия[394], изображения и описания их находили и в Древнем Египте.

Популярность цвета оказалась ужасной новостью для Murex и Thais. Поскольку из одного моллюска можно было добыть только одну каплю красителя, для производства унции пигмента требовалось около 250 тыс. моллюсков[395]. Груды ракушек, выброшенных тысячелетия назад, настолько велики, что стали географическими особенностями восточного побережья Средиземного моря. Невероятная трудоемкость процесса — на всех стадиях производства: от ловли моллюсков до окрашивания использовался исключительно ручной труд — обусловила два взаимозависимых результата. Во-первых, тирский пурпур был исключительно дорог. В середине VI века до н. э. он стоил столько же, сколько и серебро, а вскоре одежда тирского пурпура стала буквально на вес золота. В III веке н. э. один римский император жаловался жене, что не может позволить себе купить ей одежду цвета тирского пурпура[396].

Во-вторых, этот цвет оказался неразрывно связан с властью и знатностью. В республиканском Риме он являлся строгим маркером общественного статуса. Военачальники-триумфаторы могли носить облачения, окрашенные в золото и пурпур; обычные — только пурпурные. Сенаторы, консулы и преторы (одна из высших административных должностей) носили широкие пурпурные полосы на тогах; всадники[397] — узкие[398]. Эта визуальная иерархия изменилась после возвращения в Рим Цезаря, который ввел еще более драконовские законы. К VI веку н. э. только император мог носить тирский пурпур; любой иной, пойманный в одеждах такого цвета, подлежал наказанию вплоть до смертной казни[399]. Как-то император Нерон во время вступления одного поэта заметил женщину, одетую в пурпур. Он приказал выволочь ее из залы, сорвать с нее одежды и конфисковать всю ее собственность — настолько серьезно он относился к этому цвету и приравнивал его к неотъемлемым атрибутам императорской власти.

Диоклетиан, более прагматичный (или, если угодно, более алчный) император, чем остальные, объявил, что пурпур может носить любой, кто заплатит налог на роскошь — все сборы шли, конечно, в личную казну императора[400]. Восточнее, в Византии, наследников империи было принято рожать в специальных покоях с порфирными стенами, поэтому говорили, что царственные потомки «порфирородные», или «багрянородные», подчеркивая их особый статус в престолонаследии.

К счастью для бедных моллюсков, хитросплетения международной политики подарили им надежду на выживание до того, как последний представитель вида был бы уничтожен во славу империи. В 1453 году Константинополь, столица Римской и Византийской империй, пал под натиском турок-османов, а секрет приготовления самого престижного в мире пурпура был утерян. Прошло еще 400 лет, и малоизвестный французский зоолог Анри Лаказ-Дютье вновь наткнулся на представителей вида Murex и их пурпур[401]. Это было в 1856 году. В том же году началось производство другого оттенка пурпура — мовеина (см. здесь).