Эйвери почти дословно повторил то, что в свое время ему говорил Маккензи, так что по крайней мере к этому Патрик был готов.

– Сердечно благодарю за совет, лорд Эйвери. – Он помялся. – И хочу надеяться, за поддержку в будущем.

Старый виконт потянулся к подносу на столе и щедро плеснул себе в стакан доброго шотландского виски, принадлежавшего еще покойному графу. Затем наполнил второй стакан и протянул его Патрику:

– На мою поддержку можешь рассчитывать. Я никогда не считал тебя убийцей – даже тогда, когда дочка твердила об обратном. Упрямица под страхом смерти не признается, что не видит дальше собственного носа! – Эйвери лукаво усмехнулся. – Но ты должен быть готов драться за то, что принадлежит тебе по праву рождения, сынок. И сражаться за то, чтобы восторжествовала правда. Потому что в противном случае на тебя попытаются повесить еще и отцовскую смерть…

Когда Патрик вышел из отцовского кабинета, уже наступила ночь. Кое-что из сказанного лордом Эйвери весьма его беспокоило – очередная головоломка нипочем не желала складываться. Отцу было под шестьдесят. На первый взгляд, нет ничего удивительного в том, что человек столь почтенных лет начинает прихварывать. Но в одном Эйвери был прав: отец умер чересчур внезапно.

Впрочем, мысли о том, чем может обернуться для него эта смерть, куда менее терзали Патрика, чем само чувство утраты. Ему было больно вспоминать, как ничтожно мало и недостаточно нежно он общался с отцом до смерти Эрика. Патрик был готов пожертвовать жизнью, чтобы вернуть Эрика и отца, однако после беседы с виконтом Эйвери с болью осознал, что, вполне возможно, сейчас его жизнь не имеет никакой ценности…

Выпив с лордом Эйвери по стаканчику доброго виски, Патрик почувствовал, что прежнее расположение виконта к нему вернулось. Но волшебный напиток не принес облегчения – Патрик продолжал предаваться тягостным раздумьям. Впрочем, от спиртного он тотчас же мучительно захотел спать – единственной его мечтой сейчас было добраться наконец до постели и провалиться в сон. Но за дверью кабинета его уже поджидала мать и Патрику волей-неволей вновь пришлось собраться с мыслями.

– Насколько я понимаю, после беседы с лордом Эйвери необходимость в дуэли отпала? – спросила графиня.

Патрик помимо воли улыбнулся – непостижимым образом матери всегда удавалось заставить его улыбаться, даже если он пребывал в самом мрачном расположении духа.

– Полагаю, лорд Эйвери теперь куда лучше понимает сложившееся положение. Да я бы и не позволил дуэли состояться. Думаю, с тебя вполне достаточно горя, и ты вовсе не хочешь потерять еще одного сына.

– Воистину так. – Графиня внимательно глядела на Патрика. – Спасибо, что вернулся домой, сынок. Одному Богу известно, сколько всего свалилось на меня за последнюю неделю: смерть твоего отца, необходимость собственной рукой написать тебе об этом, умолять тебя возвратиться… Но это было решительно необходимо. – Лицо ее вновь едва заметно исказилось от терзающей боли. – Я просто… в общем, надеюсь, ты будешь осторожен. Мне будет очень горько, если, вернувшись домой по моей просьбе, ты в итоге попадешь на эшафот.

Склонив голову, Патрик собрался с силами, чтобы задать очень важный вопрос.

– А тогда… год назад ты сочла меня убийцей, мама?

Графиня без малейшей заминки отрицательно покачала головой – и в горле у Патрика тотчас запершило.

– Нет, дорогой. Ни единой секунды в это не верила. Ведь ты слишком похож на меня… – Мать ласково погладила его по небритой щеке. Патрик понимал: чтобы обрести прежний вид, ему надобен отдых и хорошее питание в течение минимум трех недель. Рука матери была холодна, и Патрику мучительно захотелось припасть к ее груди. – Ты истинно мой сын. Ты умеешь обуздывать свои чувства. Но я все поняла тогда. Сердце матери невозможно обмануть. Ты был потрясен гибелью Эрика не меньше, чем все мы. Ты находился в состоянии шока, но многие истолковали твою реакцию как признание вины…

Точно так же Патрик и сам тогда истолковал материнское ледяное молчание как знак того, что она сочла его убийцей.

– Спасибо, мама, – еле слышно прошептал он.

Графиня отняла руку от его лица:

– Однако свидетельство новой леди Хавершем в тот роковой день сильно усугубило положение, не так ли? Признаюсь, твой выбор супруги сильно меня удивляет.

Патрик сжал кулаки, неожиданно ощутив сильное желание защитить Джулиану:

– Ты пока совсем ее не знаешь…

– Ну что ж, ты взрослый человек и вполне способен принимать решения самостоятельно. К тому же теперь ты граф. Надеюсь только, что она оправдает твои ожидания. – Серьезные карие глаза матери, необычайно похожие на те, что он видел в зеркале всякий раз, когда выпадал случай в него заглянуть, были устремлены, казалось, прямо ему в душу. – Твой отец всегда считал, что мисс Бакстер будет прекрасной парой Эрику, но у меня на сей счет были сомнения. Ведь она кажется такой… светской.

Патрик ничего не ответил, изумившись внезапной вспышке ревности, которую у него вызвали эти слова матери. Безусловно, Джулиана была вовсе не такой леди, на какой он рассчитывал жениться (если вообще думал о браке). В этом смысле он вполне понимал материнское удивление. Да, Джулиана была особой светской, притом весьма эксцентричной, но за последние дни он лучше ее узнал… и даже намного лучше, чем ему бы хотелось.

Джулиана была также преданной, очень храброй и… к тому же то и дело сводила его с ума. Так что ее «светскость» неумолимо отступала на второй план…

– Я как раз собирался подняться наверх, чтобы повидать ее.

– Не думаешь, что тебе нелишне было бы еще кое с кем переговорить, прежде чем воссоединиться с супругой? – нежно, но твердо спросила графиня. – Мэри и Элинор ждут не дождутся. Я сообщила девочкам о твоем возвращении.

Патрик кивнул, но внутренне боялся, что сестрички встретят его куда прохладней, нежели мать.

– Ты права, разумеется.

Даже если он страшился уловить в глазах сестер обвинение, ему ничего не оставалось делать, как молить их о прощении, ведь их нежные сердечки сильней всех прочих ныли и страдали не только от потери Эрика, но и от поспешного бегства Патрика.

Джемми лежал у подножия лестницы. Когда мистер Чаннинг стал подниматься по лестнице, пес сунул нос меж реек перил и принюхался.

– Прикидываешь, где спрятаться? Не знаешь, откуда она может выскочить, да? – Хвост Джемми тотчас забарабанил по полу. – Сдается, ты вовсе не чувствуешь, что провинился. Может, если бы ты столь бесцеремонно не ворвался в дом, Констанс куда более сдержанно приветствовала тебя?

Уши Джемми уныло повисли. Патрик понимал, каково песику. Он чувствовал сейчас приблизительно то же, что и его хозяин после первой брачной ночи. Патрик по сей день не мог об этом позабыть и сомневался, что это позорное воспоминание вообще когда-либо изгладится из его памяти и памяти Джулианы…