– Считаю. Как, впрочем, и вы.

Кэро смешно сморщила нос и, повернувшись, невидящими глазами уставилась вдаль.

– Фердинанд знал Камдена много лет, но проявил любопытство только сейчас.

– А где архив Камдена? – спросил Майкл, немного подумав.

– В лондонском доме.

– Он закрыт?

Кэро кивнула:

– Кроме того, записи хранятся не в его кабинете или каком-то доступном месте, так что…

Прищурившись, Майкл оглядел комнату.

Кэро последовала его примеру. Джеффри, похоже, дремал. Эдвард и Элизабет не замечали никого, кроме друг друга.

Пальцы Майкла сжали ее локоть, и Кэро, не успев опомниться, оказалась на террасе.

– Вы, случайно, не вознамерились допустить Лепонта к этим бумагам?

– Н-нет, конечно, нет!

Майкл снова подхватил ее под руку и повел по длинной террасе.

– По крайней мере пока я не пойму, чего именно он добивается и, что еще важнее, зачем ему это.

По достоинству оценив ее решимость, Майкл удовлетворенно кивнул. Она, очевидно, не доверяет Лепонту.

– Вам лучше других следует знать, что ему нужно.

– Дело в том, что я вообще не читала дневники мужа. Как и кто бы то ни было. Что до остального… трудно сказать, – пожала плечами Кэро. Они спустились вниз, на газон, но она, занятая своими мыслями, казалось, ничего вокруг не замечала.

Казалось? Но такая рассеянность не в характере Кэро.

Занятно… впрочем, Майкл не собирался докапываться до истины. Главное, она готова идти с ним, а он не настолько глуп, чтобы создавать препятствия на ее пути.

– Что бы там ни было, уверена: с точки зрения дипломатии это вряд ли может оказаться серьезным.

Она вгляделась в Майкла. В отблесках заката его лицо казалось необычайно красивым.

– Министерство вызвало Эдварда для доклада, как только мы вернулись в Англию. И это помимо всех совещаний, проведенных нами с Джиллингемом, преемником Камдена. В последние недели перед отъездом из Лиссабона мы посвятили его во все дела. Если бы позже возникли какие-то проблемы, он или министерство иностранных дел наверняка обратились бы к Эдварду.

Майкл кивнул:

– Сейчас, через два года после смерти Камдена, трудно понять, что это может быть.

– Наверное, – неопределенно пробормотала Кэро, вскинув голову. Очевидно, сообразила, куда он ее ведет.

Перед ними возвышалась беседка. Воды озера, волнуемые усилившимся ветром, с шумом бились о берег, по небу мчались темные облака. Еще до рассвета непременно разразится буря: в воздухе уже пахло дождем. Откуда-то издалека доносились раскаты грома. На горизонте тревожно полыхали зарницы, обостряя чувства, усиливая предвкушение, пробуждая несбыточные мечты.

– Как по-вашему, бумаги Камдена надежно спрятаны? – неожиданно спросил Майкл.

– Надежнее не бывает, – заверила Кэро, подхватывая юбку. Он выпустил ее локоть и стал подниматься по ступенькам. И тут же понял, что она не собирается следовать за ним. Спустившись вниз, Майкл всмотрелся в ее бледное лицо. В глазах плескалась нерешительность.

– Пойдем со мной, Кэро, – попросил он, протягивая руку.

Несколько мгновений она не двигалась. Потом, решившись, вложила пальцы в его ладонь и позволила увести себя в мягкий полумрак беседки.

Последние лучи закатного солнца отражались от воды и лежали багровыми пятнами на полу. Странное серовато-голубое свечение пробивалось сквозь арки. Кэро шевельнула пальцами, и Майкл отпустил ее, довольствуясь тем, что пошел следом когда она скользнула к широкой мягкой скамье, стоявшей в проеме между арками. Уютное местечко с видом на озеро…

Но он ничего не видел, кроме Кэро.

Майкл остановился в нескольких шагах. Кэро с глубоким вздохом повернулась к нему. Приближающаяся буря странно подействовала на нее. По спине пробегал озноб, ветерок играл прядками волос.

Почему, когда они вдвоем, все меняется? Они словно оказываются в другом мире, где возможно невозможное, где это невозможное приемлемо и кажется единственно правильным.

Беда только в том, что на самом деле они находятся в этом мире. И вынуждены жить по его правилам.

Она встала. Шагнула к нему. Подняла руки, чтобы, скользнув по плечам, сжать его голову, подняться на носочки и поцеловать. И ощутить, как его губы изогнулись. Затвердели. Раскрыли ее губы. Язык наполнил ее рот, руки сжали талию, и она никогда еще не была более уверена в том, что только здесь, в его объятиях, ее истинное место.

Их губы слились, стремясь поскорее брать и отдавать. Безраздельно участвовать в том, что они смогут разделить. Жар растекся в них, между ними, и ласки становились все более требовательными, жадными, неукротимыми.

Его голод был по-прежнему неутолим. Подлинный. Истинный. Нескрываемый. Насколько он силен? И долго ли продлится?

Был только один способ найти ответы на эти жгучие вопросы.

Она встретила его на полпути, терзая, дразня, бросая вызов. И прильнула, подавив невольную дрожь, когда их тела соприкоснулись. Почти теряя сознание от облегчения – восхитительная слабость, – когда ощутила его реакцию. Мгновенную. Горячую. Алчную. Почти исступленную.

Могучую.

Он рывком притянул ее к себе, словно стремился вобрать в себя. Руки опустились ниже, на бедра, к холмам ягодиц. Легко обвели, погладили, сжали, и она ощутила, как…

На одно бесконечное мгновение все ее чувства замерли. На одно бесконечное мгновение разум отказывался воспринимать реальность, решительно отказывался верить…

Он прижался бедрами к ее бедрам, чуть подался вперед, и твердый бугор уперся в ее мягкую плоть. Мягкий шелк старого платья, самый ненадежный из барьеров, оказался никудышным препятствием.

Майкл продолжал стискивать руки: Кэро изнемогала от восторга, жадно наслаждаясь каждым ощущением, бережно лелея, как бальзам на старые раны, как искушающее обещание того, что ждет впереди.

Его желание к ней – подлинное, она убедилась в этом, и теперь… могут ли они… станут ли…

Возможно ли это?

Набухшие груди покалывало. Соски затвердели. Потеряв всякий стыд, она потерлась об него, прижавшись ноющими вершинками к его груди. Маня. Завлекая.

Майкл был на седьмом небе. Никогда прежде его не терзало столь мощное желание. Она принадлежит ему, и он должен получить ее. Скоро. Возможно, даже сегодня.

Но он решительно выбросил из головы эти мысли, твердо зная, что не может и не должен торопить ее. На этот раз он играет в длинную сложную игру, где выигрыш – вечность. И этот выигрыш был слишком ценным, слишком дорогим, слишком важным для него, для его будущего, чтобы глупо рисковать.