— Как это во мне? — карие глаза Светки от удивления расширились, и она пошла со мной, позабыв обо всем остальном, и даже о предстоящей вендетте.

— Если бы ты отлично играла в футбол, то я уверена, Куликов сам бы тебя затащил в свою команду. Ещё бы и упрашивал.

— Ну, как умею, — обиделась Светка и принялась яростно расчесывать волдырь от крапивы на руке.

— Слабое оправдание. И неубедительное.

— Так, а что я сделать могу? — от такой жизненной несправедливости глаза Светки налились слезами.

— Значит нужно научиться. И научиться играть хорошо, — ответила я, открывая дверь в подъезд, — или же навсегда забыть о футболе против третьедомовцев и действительно играть в куклы. Я бы тоже некомпетентного человека в команду не стала брать. Сама подумай, зачем мне в команде человек, который не принесет победу? Вот и Куликов также рассуждает.

— А что же мне делать, если я не умею!? Вот что?!

— Ну, это не беда. Футболистами не рождаются. Можно походить на футбольную секцию, научиться, — посоветовала я, — при Доме пионеров такая есть. Туда сын тёти Зои Смирновой ходит. Если хочешь, я поговорю с тренером.

— Баба Римма не одобрит, — с сомнением ответила Светка, разуваясь в коридоре.

— Что баба Римма не одобрит? — Римма Марковна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем и подозрительно уставилась на нас со Светкой. — Ты где так коленку разбила, горе луковое, а? Опять с этим хулиганом Куликовым, небось, дралась?

— Он первый начал!

— Римма Марковна, мы всё уже выяснили, — заступилась за Светку я.

— Пошли колено зелёнкой намажу.

— Не хочу зелёнкой! — яростно запротестовала Светка и спряталась за моей спиной. — Это моё личное колено, и я не позволю его всякой зелёнкой мазать!

— Но инфекция…

— Мы перекисью сейчас быстренько обработаем, — примирительно сказала я и потащила Светку в ванную.

— Мойте руки, лечитесь и быстро обе за стол, — поставила точку в дискуссии Римма Марковна, и, развернувшись, ушла на кухню, откуда давно уже шел одуряюще вкусный аромат овощного рагу с мясом.

За столом Римма Марковна опять завела старую песню о том, что скоро лето, а у нас с дачным участком ничего не понятно, и опять придется просидеть в душном городе, а в деревне, мол, свежий воздух, овощи-фрукты. Я как могла отмахивалась, и так сейчас проблем полно, завтра вон денёк ещё тот на работе предстоит, как минимум Ватерлоо. Но Римма Марковна, как заевшая пластинка пошла по второму кругу:

— Нам очень нужна летняя дача, Лида, — доказывала она, подкладывая одуряюще вкусное рагу мне на тарелку. — Вот взять хотя бы тех же Роговых со второго подъезда, так они каждое лето дачу снимают. Такая хорошая семья. Ты же знаешь Роговых?

Я неопределенно пожала плечами.

— У них девочка Надя, — уточнила Римма Марковна. — Хорошая такая, на скрипочке играет.

— По кличке Глиста, — ввернула Светка, сосредоточенно выковыривая морковку из рагу.

— Не выражайся, Светлана, — одёрнула её баба Римма, — это не красиво. И не выбрасывай, пожалуйста, морковь. Она полезна для организма.

Светка пожала плечами и не ответила, продолжая недовольно раздвигать морковные кусочки по краям тарелки

— Ну вот что ты с ней будешь делать? — пожаловалась мне Римма Марковна, глядя на светкину морковную аппликацию, — не слушается совершенно. Вся в мамочку.

Я посмотрела на Римму Марковну с таким выражением, мол, сами во всем виноваты. Римма Марковна взгляд поняла и моментально надулась.

Дальше ужинали в молчании: Светка дулась на Римму Марковну, Римма Марковна — на меня, а я просто наслаждалась тишиной и покоем. Милый семейный вечер. А вот завтра будет ой.

Глава 2

Завтра наступило. И было действительно «ой». В смысле никто не пришел.

Представляете? Вот так просто — никто, ни один из двенадцати моих подчиненных, не пришел. Моё вчерашнее распоряжение проигнорировали все. Демонстративно.

Я просидела в бывшем кабинете Ивана Аркадьевича почти до десяти. Сама.

Это уже даже не звоночек. Это уже колокола. Набат.

Ну ладно.

Я выглянула в подслеповатое окошко (так как это был полуподвальчик, то видно было лишь ноги проходящих мимо людей до колен, примерно, как в подвальчике у булгаковского Мастера). Сейчас во внутреннем дворе было пусто. Лишь напротив окошка сидел лохматый монорельсовский кот, из-за совершенно бандитской физиономии он носил кличку Пират, и увлечённо вылизывался. На меня Пират не обратил совершенно никакого внимания.

Я хмыкнула.

Вот представляю, если бы сейчас на этом месте была Лида Горшкова, такая, как она есть — деревенская девушка, получившая образование в виде третьесортного техникума и все время проработавшая простой конторщицей депо «Монорельс» под гнётом Щуки. Вот она бы сейчас точно рыдала и билась в истерике. Кукловод, который всё это затеял, именно на такой результат и рассчитывал.

Я говорю «кукловод», потому что не могут двенадцать человек из разных отделов так синхронно между собой спеться. Слишком разный круг интересов и разное отношение ко мне. А значит, мне нужно выявить, кто за всем этим стоит. Ну и заодно взбодрить вверенный мне коллектив.

Вы хотели войны? Нате вам!

Я же вам не Лидочка, я — Ирина.

В последний раз я взглянула на Пирата, смачно потянулась и пододвинула к себе пишущую машинку: «иди-ка сюда, моя прелесть!». Я печатала, печатала, а с моего лица не сходила предвкушающая улыбка: «ну что ж, ребятишки, потанцуем!»

Танцевальная фигура номер раз.

Примерно через минут двадцать я вошла в бухгалтерию. В руках у меня был свежеотпечатанный список.

Бухгалтерия — это отдельная республика на любом предприятии. Государство в государстве. Примерно, как Ватикан в Италии. Близость к деньгам, к святая святым любой организации, придаёт ореол таинственности и делает бухгалтерию «олимпом» местечкового масштаба, местом, где решаются финансовые судьбы простых смертных.

Когда я вошла, наша бухгалтерия как раз пила чай. Все восемь баб с разной степенью упитанности дружно сидели, жевали пирожки и оживлённо болтали. Ещё от порога я дважды уловила своё имя, смешки. Ну что ж, этого и следовало ожидать.

Дверь я закрыла с демонстративным стуком и голоса враз смолкли. Неприязненные взгляды с любопытством уставились на меня. Некоторые смотрели в открытую агрессивно.