Что же, если больно, значит, я жива. А это обстоятельство уже невероятно радует.

Теперь странности: на мне было платье из явно дорогой лёгкой ткани, но блёкло-зеленоватого, какого-то невнятного окраса, подпоясанное на античный манер под грудью такого же цвета кушаком, также я была укутана в плотный бархатный плащ грязно-винного, с примесью ржавчины, оттенка; на узких стопах красовались мягкие кожаные, то ли балетки, то ли туфли, явно кустарного производства, ибо были всё же грубоваты и даже немного, но отличались друг от друга длиной. На тонкой, вовсе не моей талии, висел кожаный кошель. Он был скорее пуст, чем полон, потому что, когда я к нему прикоснулась, там звякнули от силы пару монет. Руки тоже были не мои: тонкие кисти, белоснежная, полупрозрачная кожа, даже вены были видны. Сделав вид, что хочу потрогать голову и саднящую шишку, подняла ладонь к лицу и быстро пробежалась по гладкой коже щёк, лба, коснулась мягких, пушистых точно не моих волос. Ссадину на затылке тоже тронула, едва-едва, поскольку было очень больно, а шишка пугала размерами.

Я чувствую боль, тело, пусть пока и с трудом, но послушно мне, ощущаю запахи, слышу звуки леса... Это точно я и это не сон, это страшная, пугающая в своей загадочности реальность. Но ведь такого быть не может? Али может?

- Зачем вы, синьорина Роза, тревожите рану! Не стоит! Лучше пусть лекарь поглядит.

- Как тебя зовут? - решилась я и поймала полный удивления и тихой паники взор.

- Синьорина, вы н-не помните? Ох же, пресвятая Матерь Божья Мария! Вам память отшибло! - девушка натурально испугалась за меня, я это почувствовала, так не сыграешь. Значит, прежняя хозяйка тела, как страшно-то звучит! была ей небезразлична.

- Наверное, - поморщилась я, потому что меня немного затошнило и голова снова закружилась. Сотрясение, не иначе.

- Эмилия меня зовут, я ваша личная служанка! Вы меня Эми кличете, - губы девушки задрожали.

Я моргнула, благодаря за ответ и открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, как в поле моего зрения появилась, медленно ступая, красивая с тонкими ногами, гнедая лошадь.

- Вы пытались сбежать от судьбы вам уготованной, - прошептала Эмилия, проследив за моим задумчивым взором. - Вон и моя кобылка. Мы сорвались поутру, когда ещё солнце не взошло, скакали быстро, чтобы успеть к вашему возлюбленному, но вы налетели на тот сук, и вас вышибло из седла.

Девушка говорила быстро, словно боялась не успеть.

Вдруг вдали послышался топот и какой-то странный надсадный скрип, даже земля чуть задрожала, и чем ближе был весь этот шум, тем хуже становилось мне. Любое внешнее воздействие причиняло мне физические неудобства: голова закружилась, а к горлу подкатил тошнотворный ком. Тем не менее сжав челюсти, я повернула голову в ту сторону, откуда доносились противные звуки и увидела, как из-за угла выскочила кавалькада из дюжины всадников, не меньше, и рванула прямо в нашу сторону. Самой последней ехала карета, знавшая лучшие времена и именно она так жутко грохотала, пугая живность на много миль окрест.

- Боже, это невыносимо! - прошептала себе под нос и сжала уши руками, лишь бы хоть немного приглушить противные звуки.

- Синьорина Риччи, - рядом с нами первым поравнялся всадник на вороном с мощной грудью жеребце. - Как вы? - голос был холоден и странно равнодушен.

- Жить буду, - тихо ответила я, мужчина замер против солнца, и я смогла разглядеть лишь силуэт, черты лица остались скрыты, да и неинтересно мне было, поскольку в первую очередь меня заботило собственное состояние, - но пока встать и самостоятельно двигаться не могу.

- Позвольте помочь вам, - глубокий баритон был всё так же льдисто-неприятен, но тем не менее, незнакомец спешился и подошёл ко мне, чтобы очень бережно поднять меня на руки.

Странное ощущение, должна признаться. Я уже и забыла, каково это, когда тебя без всяких усилий, словно пушинку, несут сильные мужские руки. Неожиданно, но даже боль чуть отступила перед тем смущением, что опалило щёки и кончики ушей. Молодой человек пах... хвоей и ветром, я чуть приподняла глаза и натолкнулась на жгуче-чёрные, опушённые длинными, загнутыми кверху, ресницами. Он смотрел точно на меня, вгоняя в краску пуще прежнего. Впервые за много лет я растерялась. Не зная, как быть, прикрыла веки, чтобы собраться с мыслями.

Через несколько мгновений меня осторожно уложили на лавку внутри той самой кареты-развалюхи.

- О нет! - встрепенулась я, затолкав пробудившиеся странные чувства, куда подальше, - эта колымага добьёт меня! - взмолилась я не на шутку испугавшись. - Уж лучше верхом!

- Вы уверены, синьорина Риччи? - нахмурился мужчина и я снова посмотрела в чёрные, словно бездонные омуты, глаза.

- Синьор, простите, я не знаю, как вас зовут, но в своём решении уверена, - на мои слова, незнакомец нахмурился.

- Вы не помните, кто я?

- А должна? - огрызнулась я, когда болит голова и ноет всё тело, не до расшаркиваний.

- Дон Росселлини, синьорина Роза сильно ударилась головой, - рядом со мной возникла Эми, - и отчего-то не помнит никого, - голос её снова задрожал, я уже испугалась, что молодая женщина сейчас разревётся, но нет, она смогла сдержаться.

- Вот как, - пробормотал дон, и в голосе его мелькнуло сожаление.

А дальше он махнул кому-то и приказал:

- Фредерико, возьми синьорину Розу, - после его слов меня накрыла странная волна разочарования, мне хотелось, чтобы... что? Роза, не дури!

И каково же было моё удивление, когда этот самый Фредерик, оказавшийся хмурым великаном, подхватив меня на руки, подал моё вялое тело уже оседлавшему своего мощного жеребца дону Росселлини. А радость, кольнувшую куда-то в центр груди, я постаралась побыстрее заглушить.

Кавалькада во главе с доном Росселлини двигалась неспешно, явно из-за меня, ибо быструю скачку выдержать мне было не по силам. Укутанная в свой же ржаво-коричневый плащ, бережно прижатая к широкой мужской груди, где под самым ухом ровно билось его сердце, я уснула.

А проснулась от криков людей:

- Ты нашёл её! - разлепив веки, уставилась на злорадно скривившую красивое личико женщину. Та стояла на широкой лестнице перед большим из тёмно-серого камня особняком. - Дорогая моя дочка, - прытко подскочив к нам, она хотела было сдёрнуть меня вниз, но тот самый Фредерико оказался проворнее, и, перехватив меня из рук дона Росселлини, осторожно поставил на ноги.