Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я оборвал поток брани, который почти сорвался с языка, заставляя себя осмыслить сказанное. У советника явно имелась идея.
— Что ты придумал? — осушив очередной бокал шекры, спросил его.
— Думаю, лучшим вариантом будет воспользоваться древней магией.
Я задумался, пытаясь сообразить, что именно имеет ввиду друг.
— Ты хочешь ввести тело Самиры в стазис до того момента, пока я не остыну и не смогу воспринимать ее хотя бы как племенную кобылу?
— Нет! Я вообще-то имел в виду полное подчинение разума на столетний срок. Так леди будет в безопасности и не сможет по собственной инициативе вляпаться в неприятности. Касаемо стазиса, честно, Максимиллиан, я бы не рискнул. Слишком темный ритуал, слишком чуждый и тяжелый для нашего поколения. Как бы все не обошлось дороже, чем указано в древнем писании.
Это не вариант. Она превратится в марионетку, говорящую куклу, без капли разума. Это позор выводить в свет такую истинную, а мать своих детей придётся представлять обществу.
Я не успел ему ответить. Тьма яростным потоком вырвалась из моей груди и устремилась ввысь, на несколько мгновений ослепляя и меня, и Дариона. Я и вдохнуть не успел, как был поглощен воронкой портала собственной магии.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вернуть зрение и понять, где я нахожусь.
— Тварь! — прорычал я, кидаясь к бесчувственному телу Самиры. — И где яд взяла?!
Было противно даже её кровь пробовать на вкус, но была дорога каждая минута, а лучшего способа для мгновенного определения яда не существовало.
— Максимиллиан? — Дарион появился в дверях. — Она?!
— Да! — рявкнул я, — Сок лютоцвета. Я справлюсь.
Вампиры — это не только сильнейшие некроманты, это и самые лучшие целители. Правда, вряд ли к нам выстроится очередь на лечение. Наши методы в корне отличаются от методов светленьких магов.
Пока я проводил нехитрые манипуляции с организмом Самиры, в ее покоях собрался народ. Дарион вызвал служанок и целителей.
— Она ошиблась в дозировке, — выдохнул я, отходя от кровати, на которой разметалась затихшая Самира. Я скривился от исходящего запаха отравленного тела. — Пусть ее вымоют и оденут. А вы, — я обращался к целителям. — Дайте ей снотворное. Яд я выжег.
— Да, мой князь, — хором произнесли подчиненные и низко склонились.
У меня не было сил на портал. А потому я молча вышел из покоев гадины и поспешил по коридору в свой кабинет.
Только там я мог позволить эмоциям выйти наружу. Я знал, что после выплеска тьмы мне придется полностью менять обстановку кабинета, но это было меньшее из зол.
Дарион дождался, пока тьма угомонилась, и только после этого осторожно постучал в дверь.
— Войдите.
— Яд был получен не здесь, — тут же начал отчитываться Дарион. — Служанки — в допросной, но я уверен, что они не причем. Она привезла его с собой. Но я не понимаю для чего…
— Тут нечего понимать. — Хмуро бросил я. — Боялась моего гнева. Не силой, так подлостью. Ты забыл, в какой храм ходила Самира?
— Ты полагаешь, что она была в сговоре со жрецами Саранты?
— Предполагаю. Но это мы выясним позже и не от леди Самиры. Готовься к ритуалу, я введу ее в стазис.
— Максимиллиан! Это риск и…
— Не обсуждается. Леди заплатит мне за все, что натворила. Каждая минута в стазисе для нее обернется мучительной агонией. Она раз за разом будет переживать боль предательства. Я её возвысил, пусть же познает унижения. Осыпал подарками и драгоценностями, так пусть же узнает, что значит прозябать в нищете.
Лишь с помощью тёмного ритуала из разряда тайных знаний я мог сполна наказать предавшую меня невесту.
— И к тому времени, как я буду готов вернуть ее, получу покорную и на все согласную женщину, — с удовлетворением заключил я, подводя черту в споре.
— Это опасно. А вдруг что-то пойдёт не так? Мы не можем потерять единственного архивампира Княжества Багра. Ты ставишь под угрозу жизнь своих подданных, Максимиллиан. Твой долг обзавестись наследником, а потом сделаешь с Самирой, что пожелаешь.
— Готовься к ритуалу.
Не желал слушать никаких возражений. Третьего раза не потребовалось.
— Да, мой князь. Простите.
Спустя три часа мы собрались на нижнем уровне замка, месте, где начинаются многочисленные туннели подземелья, где соседствуют камеры для узников, пыточные, а также малые залы для проведения темных ритуалов.
Предки неспроста отвели именно эту часть строения под практику древней магией. Близость к земле увеличивала силу вампира, а прочный фундамент здания поглощал излишки тьмы, не давая той распространиться на уровни выше.
— Мой князь, все готово, — установив последнюю свечу у ложа, на котором сладко спала Самира, произнес Дарион. — И все же, я спрошу, ты уверен?
— Как никогда. Отойди.
Советник поклонился и шагнул прочь из зала. Сейчас кроме нас двоих, меня и Самиры, в зале не должно никого быть. В противном случае, ритуал может обернуться катастрофой для всех.
Я сверился со старинным свитком, скрупулезно проверив, правильно ли расчерчены линии пентаграммы, совпадают ли свечи с нужным углом, не выступает ли лишняя часть одежды Самиры из круга, в который она заключена. Я не хотел лишать ее жизни, но прекрасно сознавал, что сейчас не в состоянии простить предательство.
Возможно, Дарион прав, и спустя время, сто, а может и двести лет, я смогу забыть ошибку, которую допустила моя пара.
Конечно, речи о том, чтобы создать любящую и крепкую семью, не идет. Призрак прошлого всегда будет стоять за нашими спинами. Но я получу наследника, который в будущем станет опорой моего княжества. А спустя время и подданные смирятся с княгиней, бывшей человечкой, которой не суждено стать даже высшим вампиром. А самое главное, свита Самиры, состоящая из людей, к этому моменту умрет и очевидцев измены моей пары не останется.
Я смотрел на безмятежное лицо бывшей невесты и не мог не задаться вопросом, чего же ей не хватало? Не случись эта война — и она бы не знала отказа ни в чем, я бы окружил ее заботой. Впрочем, я и так сделал все, чтобы Самира чувствовала себя королевой. Не мог лишь рядом быть, воюя наравне со своими подданными.
Когда-то я был искренне ею очарован. Кому я вру? Я был почти влюблен. Даже тому, что она человек, сильно не расстроился. Какая разница, если боги распорядились подарить мне в спутницы жизни хрупкую, словно сделанную из фарфора, девушку? Мой инстинкт воина вопил о том, что я должен ее защищать, оберегать, купать в роскоши и неге. Война… изменила все.
Показала истинное лицо той, ради которой я был готов на многое. Ей стоило попросить — и я бы бросил к её ногам весь мир. Все, чего требовала моя душа, — верности. С момента нашей встречи у меня не было других женщин.