Низкие свинцовые тучи озарились взблесками молний, только не привычных, синевато-белых, а изумрудно-зеленых, ударявших в столетние деревья на дальнем берегу реки. Кроны нескольких сосен занялись бледным оранжевым пламенем, превратившись в огромные факелы, ледяной ветер усилился, струи тумана начали превращаться в призрачных титанических змей, ползущих по небесам.

На шлемах франкских воинов и остриях копий засветились белесые огоньки, по строю пехоты вначале прошел глухой недоуменный ропот, затем начали раздаваться испуганные вскрики – подданные Хловиса, неустрашимые и грозные в битве, подобно всем варварам панически боялись колдовства, полагая таковое делом нечистым и вредоносным. Недаром ни в одной сказке германцев нет мужчин-колдунов, одни лишь ведьмы – позорнее чародейства для мужчины считалась только трусость в битве.

Северин обернулся, желая взглянуть на короля. Хловис пытается оставаться спокойным, лишь перебирает пальцами левой руки свои замечательные волосы, будто надеется получить помощь от сокрытой в них таинственной силы.

Неподалеку, рядом с королевским шатром, наливаются зловещим красноватым огнем страшенные истуканы – неужто Вотан с Доннаром решили вступиться за преданного им рикса франков?

Ничего подобного! Внизу, у реки, началось побоище – Теодоберт не выдержал натиска, когорта захлебнулась в нахлестывающих волнах алеманов, к гребню холма прорвались всего две или две с половиной сотни вместе с самим мажордомом. Конница Алетия тоже начала отступать, много всадников полегло под стрелами варваров, укрывших лучников в лесу…

– Еще немного, и они побегут, – расслышал Северин слова Ремигия, совсем недавно показавшиеся бы невероятными: войско Хловиса никогда не отступало и не покидало поле битвы! Сикамбры не зря считались самым могучим и воинственным племенем франков, но что противопоставит меч волшебству, подчиненному риксу Гебериху? Пускай это и не делает чести вождю алеманов, но победа всё спишет!

– Епископ, надо что-то делать, – прохрипел Северин. Варвары подошли совсем близко, можно было рассмотреть их раскрасневшиеся лица и пену «священной ярости» у губ. – Святой отец?

– Святой отец – в Риме, – огрызнулся Ремигий. – Я не умею колдовать! Только Господь может остановить это бесовство! Нашими молитвами!

Господь… Где Он, Господь? Где угодно, но только не в арденнских лесах! Северин еще дома, в Салерно, твердо уяснил, что времена истинных чудес, когда сила Христа и апостолов зримо обитала в тварном мире, давно миновали.

Универсум людей погружается во мрак и хаос, близится день Суда, Бог лишь наблюдает да отмечает своей печатью праведников и мучеников, чья святость сияет во тьме путеводным факелом для грешников… Так, по крайней мере, утверждали все Отцы Церкви, сочинения которых Северин затверживал едва ли не наизусть.

Небеса бурлили словно ведьмин котел, паутина тонких молний слепила глаза, от раскатов грома закладывало уши, ветер нес жалящие кожу снежинки. Над дальними холмами плясали отвратительные призраки, сотканные из сероватого тумана. Против сикамбров выступила бесплотная, невиданная ранее армия, порожденная затаившейся в Арденнах силой, не принадлежащей человеческому миру…

– Стоять на месте! Держаться! – Хловис, пустив коня в галоп, промчался вдоль строя щитников. – Или мы уйдем отсюда с победой, или будем пировать в Вальхалле! Маркомер, приведи конницу! Держаться, держаться!

«Он великолепен, – отрешенно подумал Северин, наблюдая за королем. – Подобен древним богам Рима…»

Сила Хловиса редко вырывалась на свободу, но сейчас рикс сикамбров словно бы окутался теплым золотистым коконом, растапливавшим лед чужого колдовства – страх на время уходил, возвращалась если не уверенность, то решимость или устоять, или погибнуть. Пиршественные столы Вальхаллы ждут новых гостей.

– Держись рядом, – приказал Ремигий Северину на латыни, хотя раньше заставлял говорить или по-готски, или на ужасающем диалекте франков. Алеманы уже вгрызались в крепкий орешек сикамбрийской пехоты, дукс Маркомер со своими всадниками и потрепанная кавалерия Алетия перестраивались в тылу для решающего отчаянного удара. – Мы среди варваров, а потому должны показывать им пример и помнить – римлянина может ждать либо смерть, либо победа!

Северину решительно не хотелось ни того, ни другого. Отлично сказано, ваше преподобие: «Мы среди варваров!» Два жалких осколка некогда великой Империи, затерянных в непроходимых чащобах на краю мира…

Картулярий и сам не понял, как это произошло. Германцы неожиданно быстро прорвали каре сикамбров, началась бойня, когда каждый сам за себя. Ремигий снял с пояса булаву, продел ладонь в кожаную петлю, закрепленную на рукояти, и ободряюще подмигнул своему молодому помощнику – не бойся, мол, все обойдется.

Дрожащая рука Северина нащупала холодное металлическое яблоко обязательного короткого гладия: в священство картулярий посвящен не был, а потому имел право носить «мирское» оружие, что полагал излишней и ненужной для ученого человека привилегией.

По большому счету Ремигий вполне мог направить коня к королевскому лагерю, где стояла верховая сотня дукса Гунтрамна, владетеля крепости Стэнэ – последний резерв короля. Однако епископ был слишком горд для того, чтобы отойти хоть на единый шаг. Северин понял: преосвященный действительно решил погибнуть вместе с треклятыми франками-язычниками! Зачем?!.

«Римлянин не отступает, – шептал картулярий, будто повторяя заклинание. – Римл…»

Весь мир сошелся в одной точке: страшной оскаленной физиономии алемана, несущегося с клинком и круглым щитом к казавшейся легкой добыче. В чертах не было ничего человеческого – глаза белые, «водяные», ряззявленная пасть с коричневыми редкими зубами, огненно-рыжая бородища, куртка из облезшей волчьей шкуры…

– Проснись, бестолочь! Погибнешь! – громогласно рявкнул епископ, больно ткнул Северина булавой в ребра и молниеносным движением отмахнул своим грозным оружием по защищенной лишь кожаным шлемом голове бородатого варвара. От мерзкого хруста картулярия замутило, Ремигий тем временем уложил еще двоих, следующего сшиб конем, и обученный боевой скакун размозжил врагу череп ударом копыта.

В следующее мгновение Северина за ногу сдернули с седла и он мешком повалился на грязно-серый, забрызганный кровью снег.

Время застыло, замерло, краткий миг растянулся словно бы на тысячелетие. Северин очень-очень медленно перекувырнулся в воздухе, успев отметить, что его убийца весьма стар, седобород и кривоглаз. Затем мягко приземлился на снег – упал удачно, на всю спину.

Дальнейшие действия картулярий выполнил вообще без участия разума. Правая ладонь сама собой потянулась к гладию, меч покинул кожаные ножны, мелькнула звериная рожа седого алемана, заносящего боевой топор. Похожий на лист осоки клинок блеснул в сгустившемся воздухе, поразив варвара в бедро.

Дикарь оскользнулся, начал падать, лезвие топора воткнулось в снег, а седой всей тяжестью рухнул на Северина, выставившего меч вверх и вперед.