— Вы, я смотрю, закусить решили по-царски, — покачал головой Глеб, тоже глотнув коньяка и подцепив ломтик лимона.

— К царскому напитку царскую закуску! — кивнул Потапчук. — Коньяк ты купил отменный. Теперь много подделок, а ты, смотри-ка, настоящий нашел.

— Я совсем забыл, — с тревогой взглянув на Потапчука, пробормотал Глеб, — вам же нельзя пить…

— Теперь можно. Теперь мне все можно… Правда, водку я боюсь брать. Почти вся паленая. Даже фирменную научились подделывать. А коньячок можно! Да еще такой выдержанный! Я после того, как на время обследования врачи отстранили меня от истинной мужской жизни, вкус настоящего коньяка ощущаю особенно остро.

— Ну что ж, я рад, что смог сделать вам приятное! — кивнул Глеб.

— Да, ну а теперь поговорим о деле, — вдруг враз посерьезнев, сказал генерал Потапчук.

Глеб внимательно посмотрел на него. Информацию он привык не только воспринимать на слух, но и считывать с лица. Потапчук, если это было нужно, умело скрывал свои эмоции. Но, как и всякий нормальный человек, он ценил моменты, когда можно было быть самим собой. И теперь на его усталом, изрядно изъеденном морщинами лице отражались все его чувства и опасения. Глебу важно было понять, какова степень риска. Нет, не для того, чтобы отказаться от задания, формулировка которого, по всему было видно, уже вертелась на языке у Потапчука, а для того, чтобы задать нужные вопросы, то есть минимизировать грозящую ему и, главное, его родным опасность. По тому, как Потапчук, не отрывая взгляда от стола, нервно теребил салфетку, Глеб понял, что дело пахнет керосином.

— Здесь, в Москве, есть некая госпожа Линькова, которую прочат на место губернатора одной из крупнейших, стратегически важных российских областей, — начал генерал Потапчук.

— Ее нужно проверить? — высказал предположение Глеб.

— Нет, — покачал головой Потапчук.

— Защитить?

— От тех, кто пытается ее убрать, защититься трудновато, — сухо констатировал Потапчук. — Ее на время, пока все не уляжется, надежно спрячут. Здесь или за границей. У нас с тобой совсем другая задача… — Потапчук на минуту задумался и продолжил: — Мы должны нейтрализовать тех, кто ни за что не хочет допустить ее к власти… Образно говоря, перед тем, как она займет губернаторское кресло, в области нужно провести генеральную чистку. Как ты сам понимаешь, я никуда из столицы выехать не смогу. Чтобы не вызывать лишних подозрений. Мне кажется, что нынешнему губернатору подыгрывает кто-то из наших фээсбэшников. Кто именно, это тоже не мешало бы выяснить.

— Вы хотите сказать, что нужно каким-то образом избавиться от нынешнего губернатора?

— Нет, — покачал головой генерал Потапчук. — В том-то все и дело, губернатор пусть живет. Нужно убрать тех, на кого он опирается, кто его крышует и покрывает все его аферы. Ну и тех, конечно, кого он и его люди покрывают, имея за это приличные бабки…

— Ну, Федор Филиппович, вы и заговорили! Крышуют, бабки! — с иронией покачал головой Глеб.

— С волками жить — по-волчьи выть… — усмехнулся Потапчук. — Мы должны снести крышу, убрать всех, кто как-то связан с сегодняшней властью. Сделать так, чтобы губернатор оказался в вакууме, один, совсем один. А один, как говорится, в поле не воин.

— Убрать — в смысле изолировать? — уточнил Глеб.

— Убрать — в смысле избавиться, не оставляя следов, — резко сказал генерал Потапчук и глянул Глебу прямо в глаза.

Глеб, пытаясь собраться с мыслями, промолчал.

— У меня, кроме тебя, нет надежного человека, — продолжал Потапчук сухо. — А те, кто меня попросил об этом одолжении, просьб не повторяют. И убирают не только всех лишних свидетелей, но и всех, кто им не подчиняется. Какой бы пост те ни занимали.

— Вы хотите сказать, что, если мы с вами не уберем тех, кого надо, уберут нас?

— Уберут меня. Тебя я не называл. Я только сказал, что есть у меня на примете один человек. Но то, что ты обязательно согласишься на выполнение задания, не оговаривалось.

— Что значит уберут вас?..

— Ну, в лучшем случае отправят на пенсию, — вздохнул Потапчук.

— Понятно, — кивнул Глеб.

Самым неприятным в этом деле было то, что в любой момент суть просьбы, обращенной к генералу Потапчуку с самых верхов власти, могла стать известной тем, кто «крышует» нынешнего губернатора в ФСБ. И тогда к его, Глеба, приезду на место все заинтересованные лица будут предупреждены. И у них будет возможность вычислить и избавиться он него раньше, чем он успеет расправиться с ними. Наверняка в ФСБ есть люди, которые хорошо знают не только Потапчука, но и его агентов. То есть уже с этой минуты он должен действовать быстро и весьма обдуманно.

— Федор Филиппович, вы сказали, что в этой операции задействованы очень серьезные люди, — осторожно поинтересовался Глеб.

— Да, я даже не озвучиваю их имен, — кивнул Потапчук.

— И они, эти люди, позаботились о безопасности госпожи Линьковой, — продолжал Глеб.

— Конечно. Иначе нет смысла затевать игру.

— А как быть с безопасностью моей семьи? Ведь никто не может гарантировать, что меня не вычислят или уже не вычислили. И тогда, стоит мне уехать из Москвы, моя жена и мой сын станут для них легкой добычей…

— Я понимаю, — кивнул Потапчук. — Мы с тобой можем рисковать только своими жизнями, но никак не жизнью своих близких. — С этими словами он достал из кармана пиджака аккуратно сложенную бумажку. — Здесь адрес санатория. Если ты не против, их сейчас же туда отвезут.

— Сейчас же?! — переспросил Сиверов. — Но уже ночь на дворе. Они спят!

— Это единственная возможность их обезопасить. Там их поселят под другой фамилией. Отдельный номер, медицинское обслуживание, охрана… Там сейчас живут несколько семей погорельцев. И наши ребята обеспечат им полную безопасность, — пообещал Потапчук.

— Я перезвоню? — спросил Глеб, понимая, что и без его согласия генерал Потапчук все уже продумал.

— Нет, лучше напиши записку. Мой человек передаст ее твоей жене. И еще, чтобы не пугать соседей, дай ему ключ от квартиры. Он тихо войдет, разбудит, поможет собраться, — предложил генерал Потапчук, и тон, которым это было сказано, исключал всякие возражения.

— Понял, — кивнул Глеб, доставая из внутреннего кармана куртки подаренный Ириной блокнот и гелевую ручку. Записку нужно было написать так, чтобы Ирина сразу поверила. Он предупредил ее о подобных экстренных случаях. А здесь все разворачивалось так, что дорога была каждая минута, при таком раскладе ему самому вряд ли стоит возвращаться домой.

Глеб на мгновенье задумался и написал: «Милая Иринка! Вам некоторое время полезно будет пожить за городом. Там есть все необходимое. Если что-то потребуется купить, попроси ребят. Они помогут. Поскольку на пороге зима, обязательно возьми теплые вещи. Целую».

Подписываться Глеб не стал, но нарисовал улыбающуюся рожицу, которая должна была успокоить Ирину. Его лицо при этом могло бы послужить прототипом противоположного символа, поскольку его просто-таки угнетало чувство вины. Он укорял себя за то, что при своей более чем опасной работе позволил себе роскошь иметь семью. Но, с другой стороны, именно семья давала ему силы жить и действовать.