«Падлюка» безнадежно икала, разводя руками.

– Ы-ы-ы, Володя… – сипло поздоровался Горец, с тоской взирая на новенький кодовый замок. Плети дикого винограда, черные и сухие зимой, свисали с балконов, их вид погружал душу в пучину меланхолии. Ощутив приступ милосердия, я ткнул в нужные цифирки. Замок ответил за распальцовку, щелкнув затвором трехлинейки.

Люмпен-приятели мигом просочились следом, в теплое нутро подъезда.

– Мы тово… погреться. Зябко там, Володя. Мы ж, значит, культурно. Если чево, и налить можем…

Интересное предложение. А что? С кем вы, мастера культуры? Надо быть ближе к народу. Сесть на грязную ступеньку, тяпнуть из горла «ряженки», занюхать хлебцем из мусорки. Красота!

– Спешу, Горец. В другой раз.

– А… ну, спеши, быстрей жизнь минет…

Хрен с ними. Пусть греются. Лишь бы в подъезде не гадили. Хотя нет, Горец – аккуратист. Блевать непременно во двор уползал, в любом состоянии.

Запирая за собой дверь квартиры, слышу умиротворенно-риторическое:

– Стаканы взял?

– Обижаешь! Эти… одноразы…

А я, наивный, – «из горла»! Аристократический нынче бомж пошел. Рост благосостояния масс. Бокал «Губернаторской», ломтик сосиски, полуденная сиеста в гранд-подъезде… Аж завидки берут. Лечь, что ли, самому? Придавить часок-другой? Подскочил сегодня ни свет ни заря, от зевоты в такси чуть челюсть не вывихнул…

Разумеется, телефон сразу откликнулся на эту идею гнусным мявом. Словно на шнур ему, гаду, наступили. Межгород, однако.

– Алло!

– Владимир Сергеевич?

– Да, я слушаю.

– Здравствуйте, дорогой! Это вас беспокоят из «Аксель-Принт». Заместитель главного редактора по особым вопросам.

Судорожно пытаюсь вспомнить, как зовут моего собеседника. Я-то в издательстве большей частью с завредом по фантастике общаюсь. Нормальный парень, мы с ним давно на «ты», безо всяких «Сергеевичей».

– Здрасьте… Простите, не помню…

Он словно чует мои судороги:

– Зовите меня просто: Антип Венецианович! Вы слышите?

– Слышу, конечно!

– Владимир Сергеевич, дорогой, вы на «МакроНомиКон» собираетесь?

– Да, конечно. Я вам утром ответ по Интернету послал.

– Ну, сами знаете: почта – дело ненадежное! Я хотел лично убедиться…

Откуда такое внимание к моей скромной персоне? Премию решили на конвенте вручить? Ага, Нобелевскую! Раскатал губы!

– Знаете, нам нужно будет подписать бумаги. Ведомости по январским выплатам, контракты на допечатки… Дорогой мой, вы в курсе, что доптираж «Имперцев» стоит концом марта?

Далось ему это – «дорогой»! Пусть я и впрямь недешевый, но так вот грубо намекать, в лоб…

– Да, в курсе. Спасибо, Антип… э-э-э… Венецианович.

– Чудненько! Вот и оформим на «МакроНомиКоне». Так вы точно будете?

Банный ты лист, зам по особым!

– Точно! Уже билеты купил.

– Я и говорю: чудненько! А как ваш новый роман продвигается?

– Нормально.

– Ни дня без строчки?

– Ага… Ни дня.

– Весной закончите? Хотя бы к маю месяцу?! Тут читатели весь сайт письмами завалили. Торопят. И дилеры боятся в летний спад угодить. А так мы сентябрем и тиснем, на подъемчике! Значит, май? Или апрель?

– Ну-у… не знаю. Боюсь загадывать.

– Может, имеет смысл заключить авансовый договор?

– Не имеет. Понимаете, Антип Венецианович…

– Да-да, я понимаю!

Понимаешь – тогда зачем спрашиваешь? Не шибко я принципиален меж собратьев по перу (верней, по клавиатуре), но бумаг на будущие тексты не подписываю. Обжегся однажды. На заре карьеры подмахнул договорчик на только-только начатый романец. Очень уж по читателю тосковал. И бабок срубить хотелось. Срубил, мать его за подол: текст уперся рогом, забуксовал, сроки поджимали, издатель торопил, – я в итоге финал кукишем скрутил, а книга в свет так и не вышла: издательство обанкротилось. С тех пор зарекся. Между прочим, в «Аксель-Принте» о моем суеверии прекрасно известно. Или он надеется, что все-таки передумаю?

– Да, еще одно дельце. Помните, у вас в девяносто первом выходила повесть в сборнике «Тиран Нозавр»?

– Помню.

– Первая серьезная публикация?

– Дебют.

– Какой там был тираж, не подскажете?

– Сейчас.

Иду к полке, извлекаю пухлый томик. Клыкастый рептилоид ехидно скалится с обложки: «Гюльчатай, открой личико!», холст, масло. Сливочное.

Лезу в выходные данные.

– Первый завод – 55 000.

– А второго не было?

– Насколько я знаю, нет. Издатель потом на ужасы с «Икс-ножками» переключился.

– Ясно. – Зам по особым излучает оптимизм. Бодрый бас плещет в трубке, обдавая ухо брызгами. – А как жизнь? Ну, вообще?

– Вообще? Ноу проблемз!

Бас набирает обертоны:

– Депрессия, бессонница? Кошмары?!

Уп-с! Что за гнусные намеки?!

– Жизнь прекрасна и удивительна. – Я беру мощную, качаловскую паузу. Насладившись, добавляю: – Удивительной жизнь становится в тот миг, когда перестает быть прекрасной. Короче, мне пока удивляться нечему. А роман пришлю по сети, как закончу.

– Рад, дорогой вы мой человечище! Душевно рад! А то, знаете, писатели – народ тонкий, нервный… Увидимся на конвенте. Всех благ!

– До свидания.

Оригинальный разговор. Ну и тип этот Антип! Впору срочно завести дневник и записать гусиным пером: «Звонили из издательства. Хотели странного». Хотя в нашей стране победившего сюрреализма и не такое случается! Не забыть бы вещи в дорогу собрать: в среду – поезд.

Диван принимает блудного свина в теплые объятия.

Баю-баюшки-баю, чего вижу, то пою…

Недостойный мерзавец, портящий вашу гостевую книгу, прочел месяца три назад ваш роман «Рабы страха». Разум и нежелание пачкаться сдерживали меня все это время, но, случайно перечитав в шестой раз данное произведение, я решаю плюнуть на потерю части самоуважения и прямо говорю вам, что, по моему необоснованному тупому быдляцкому мнению, эта книга – дерьмо.

Из писем в гостевую книгу В. Снегиря

А вот днем мне Ла-Ланг еще не снился.

В смысле – во время дневного сна.

Говорят, творческие люди должны много спать. Восстанавливая энергию, нервные клетки и жировые запасы, сожженные в топке вдохновения. Еще в сортир надо чаще ходить. Очень способствует. Когда не требует поэта к священной жертве Аполлон, в покой священный туалета он беззаботно погружен…