Но шли годы, Джим рос и скоро превратился в настоящего мальчишку-сорванца, который проказничал и бедокурил, немало досаждая тем самым господину Пиджакеру. А еще он не любил мыться — как, впрочем, и все мальчики его возраста. Он никак не мог взять в толк, зачем ему мыться, если у него черная кожа и все равно не видно, какая у него шея — грязная или чистая. Фрау Каакс почему-то придерживалась другого мнения, и Джиму волей-неволей приходилось ей подчиняться.

Фрау Каакс очень гордилась своим Джимом, хотя он доставлял ей немало хлопот, и у нее всегда находился повод для беспокойства — этим она ничуть не отличалась от всех прочих мам. Она беспокоилась о нем даже и безо всякого повода или расстраивалась по всякому пустяку. Ну, скажем, возьмет Джим зубную пасту и, вместо того чтобы чистить ею зубы, съест ее (она ему очень нравилась на вкус) — а фрау Каакс уже огорчается из-за такой ерунды.

Вместе с тем в некоторых случаях Джим оказывался просто незаменим. Вот, например, зайдет в лавку король, или Лукас, или господин Пиджакер, а фрау Каакс в этот момент занята по хозяйству — Джим всех обслужит, а фрау Каакс не нужно беспокоиться.

Лучшим другом Джима был Лукас. Они понимали друг друга с полуслова. Может быть оттого, что Лукас ходил таким же черным, как Джим. Частенько Лукас брал Джима с собою покататься на паровозике и по дороге все показывал и рассказывал ему. Иногда Лукас даже разрешал Джиму немножко поуправлять паровозом.

Джим мечтал тоже когда-нибудь стать машинистом, так как эта профессия очень подходила к его цвету кожи. Но для этого ему, как минимум, нужно было обзавестись собственным локомотивом. А локомотив, как известно, не так-то просто достать, особенно в Медландии.

Ну вот, теперь вам известно самое главное о Джиме, осталось только рассказать, как он получил свое прозвище. Дело в том, что у Джима очень часто продырявливались брюки, причем все время на одном и том же месте. Сотни раз фрау Каакс чинила эту злополучную дыру, но хватало ее заплаток ненадолго: не успеешь оглянуться, как на том самом месте, где только что была аккуратная заплатка, уже красуется здоровенная дырища. Джим, конечно же, изо всех сил старался вести себя крайне осмотрительно и осторожно. Но ведь бывает нужно, например, быстро залезть на дерево или съехать на попе с высоченной горы — и вот тебе, пожалуйста, уже опять дыра.

Надоело фрау Каакс латать ему штаны, и придумала она, как выйти из затруднительного положения: она взяла лоскуток, подшила его с изнанки к краешку дыры, посадила на этот лоскуток пуговку, а края дыры аккуратненько подрубила, так что получилась как бы петелька. Теперь вместо того, чтобы продирать штаны, Джиму нужно было только расстегнуть пуговку — и дыра на месте, застегнешь пуговку — и штопать не надо.

Вот с этого самого дня все жители Медландии стали называть Джима Пуговкой.

Шли годы, Джим рос, и его уже вполне можно было засчитать за половинку подданного. В какой-нибудь другой стране его бы давным-давно отправили в школу, и сидел бы он как миленький за партой, и учился бы читать, писать, считать, но в Медландии не было школы. А раз ее не было, то никому и в голову не приходило, что пора бы уже такому большому мальчику уметь читать, писать и считать. Джима это, конечно, беспокоило меньше всего, и он жил себе припеваючи, нисколько не беспокоясь о будущем.

Фрау Каакс внимательно следила за тем, как Джим растет, — раз в месяц она обязательно проводила замеры. Для этого Джиму нужно было снять башмаки, прислониться к дверному косяку на кухне, а фрау Каакс водружала ему на голову книгу, по которой она карандашом делала заметку на косяке, — новая черточка неизменно оказывалась чуть выше прежней. Фрау Каакс искренне радовалась тому, что Джим так хорошо растет. Но не все разделяли с ней ее радость — кое-кого это обстоятельство, наоборот, очень тревожило. Король Медландии был необычайно обеспокоен сложившейся ситуацией, ведь он, как правитель страны, все-таки чувствовал себя ответственным за благополучие своих подданных.

Однажды вечером он призвал к себе машиниста Лукаса и велел ему прийти в королевский дворец.

Лукас вошел в королевские покои, снял фуражку, вынул изо рта трубку и сказал:

— Добрый вечер, ваше величество!

— Добрый вечер, любезный мой машинист Лукас! — поприветствовал Лукаса король, сидевший в этот момент у своего золотого телефона. — Прошу тебя, садись, — сказал он затем, указывая Лукасу на свободный стул.

Лукас сел и приготовился слушать.

— Значит, так, — начал король и тут же отчаянно закашлялся. Прокашлявшись, он продолжал: — Уж не знаю, как тебе и сказать, но я надеюсь, ты меня все равно поймешь.

Лукас внимательно слушал короля, которого он никогда не видел таким озабоченным. Это его совершенно сбило с толку.

Король снова закашлялся. Покашляв немножко, он все же собрался с духом и продолжил свою речь, глядя при этом на Лукаса печальными и грустными глазами.

— Ты ведь всегда отличался понятливостью, Лукас, — сказал он.

— А в чем, собственно говоря, дело? — осторожно спросил Лукас.

Король снял с головы корону, подышал на нее и принялся тщательно протирать ее рукавом халата. Он явно тянул время, так как по всему было видно, что ему не по себе. Наконец он решительным движением нахлобучил корону на голову, снова откашлялся и сказал:

— Дорогой мой Лукас, я долго размышлял над этим, но в конце концов понял — как ни крути, как ни верти, другого выхода нет. Мы должны это сделать.

— Что мы должны сделать, ваше величество? — спросил Лукас.

— А разве я не сказал? — искренне удивился король. — Мне казалось, что я все тебе объяснил.

— Нет, вы только сказали, что мы должны «это» сделать, — ответил Лукас.

Король на минуту задумался, лицо его выражало крайнюю степень недоумения.

— Странно, очень странно. Разве я не говорил тебе только что: «Нам придется расстаться с твоим Кристофом»? Бьюсь об заклад, что говорил.

Лукасу показалось, что он ослышался.

— Что нам придется сделать с Кристофом? — переспросил он.

— Расстаться, — повторил король, всем своим видом давая понять, что положение очень серьезное. — Разумеется, речь не идет о том, чтобы сделать это прямо завтра, но и тянуть тут нельзя. Я понимаю, что для всех нас это будет тяжелая утрата. Но другого выхода у нас нет.

— Нет, ни за что на свете, ваше величество, — решительно сказал Лукас. — И вообще, с какой стати?

— Ну сам подумай, — принялся увещевать Лукаса король, — Медландия — страна маленькая. Даже можно сказать, крошечная, по сравнению, например, с Германией, Африкой или Китаем. Королю такой малюсенькой страны вполне хватает одного локомотива, одного машиниста и двух подданных. Появление еще одного подданного…

— Но ведь не целого же, а половинки… — перебил короля Лукас.