— О, смотрите, вот этот пиджак точно подойдет! Давайте-ка примерим.

Пиджак очнулся. Его так быстро взяли за плечики и понесли в примерочную, что он даже мысленно не успел попрощаться со своей красоткой.

Размер пришелся в пору. Пиджак отнесли на кассу, завернули в красивую, пахнущую дорогим парфюмом бумагу и куда-то положили. «Наверное, в сумку. Отнесут в новый дом, — обреченно вздохнул Пиджак. — Больше я ее не увижу».

Если бы он умел плакать, то сейчас наверняка бы это сделал. По телевизору, который висел как раз напротив его секции, часто показывали мелодрамы, и Пиджак мог часами, не уставая, наблюдать, как герои на экране плачут, смеются, кричат, рыдают, бьют друг друга кулаками, потом бурно мирятся и отправляются спать.

Он представлял свою розовую красотку! Миллион раз в своем воображении он брал ее под руку — и заметьте, элегантно брал! он мысленно отточил каждое свое движение до совершенства, — учтиво склонял перед ней голову:

— Позвольте, мадам! — и медленно вел к широкой лестнице, покрытой ковром.

Красотка жеманилась, делала губы бантиком, закатывала глаза. Со стороны это выглядело не ахти как презентабельно, чопорные дамы высокомерно кривились: «Фи, это пошло!» — но Пиджак летел. Парил! Ему ничего больше не было нужно. Это был предел его мечтаний, и плевал он на этот этикет и манеры.

Чувствовать ее руку в своей руке, ощущать горячую пульсирующую плоть, наслаждаться терпким запахом незнакомых, но таких желанных духов — не это ли высшее блаженство для мужчины, обреченного на одиночество?

Бумага зашелестела. «Прибыли», — снова вздохнул Пиджак.

— Вить, повесь его в гардеробной, не ровен час, помнется, а заказывать утюжку на дом нет времени!

Женский голос затихал за дверью. Над головой неприятно звякнул металл. Дверь захлопнулась. Пиджак снова погрузился в темноту.

«Зачем я живу? Неужели лишь для того, чтобы в час N вывести на сцену этого пузатого мужика, чтобы ему минуту громко похлопали в ладоши и потом снова забыли, переключившись на себя?»

Пиджак постарался уснуть. Он не знал, кто находится рядом с ним, по левую и по правую руку, и от этого было вдвойне неуютно.

Как ни странно, уснул все же быстро. За стеной тикали старинные часы, и их звон напоминал ему дом детства. Тогда еще они жили дружной семьей: мама, папа, пару братьев и сестренка Адель. Она звонко смеялась, и ее смех сливался со звоном часов. Пиджак мог бесконечно слушать, как она смеется.

«Красотка… Как ты там сейчас? Одна, без меня…»

Пиджак вдруг словил себя на мысли: так вот кого она мне напоминает! Сестру! Прекрасную Адель.

Часы пробили шесть раз.

— Утро или вечер?

Дверь гардеробной широко распахнулась. Женская рука схватила плечики с Пиджаком.

— Вить, ну давай уже иди, опоздаем.

Пиджак не отрывая глаз смотрел на хозяйку. В горле перехватило. На ней была одета та самая розовощекая блуза. Его Красотка!

Она удивленно смотрела на него.

— Вот так встреча! — с придыханием шепнул Пиджак. Сердце колотилось.

Она улыбнулась и подмигнула.

«Мечты сбываются, — невнятно зашептал он сам себе. — Но порой совсем не так, как мы того ждем».

И воображение унесло его на светский бал, где они вдвоем — он, Пиджак, и его розовощекая Красотка — танцуют невероятно красивое танго любви.

Как Цыпочка хотела летать научиться

Маленький цыпленок Цыпочка стояла у окошка и с грустью смотрела на небо, по которому пролетала стая диких птиц.

— Мамочка, а почему у меня крылышки есть, а летать я не могу? — спросила Цыпочка у своей мамы, суетившейся у печки пестрой курицы Рябухи.

— Вот еще чего выдумала! — рассмеялась хохлатка, ловко маневрируя между горшками в печи и кастрюлями на плите. — Ты ж еще совсем малютка. Одно название — крылья. А ни пера, ни силы не имеют. Вот подрастешь чуток — и полетишь! А как же, конечно полетишь! — и курица снова вернулась к своему хозяйству. Дело нешуточное, надо было накормить целых 20 ртов. Да еще и Петух скоро обещал пожаловать. А ему поди не угоди — ох, раскричится-раскукарекается, шуму наделает, всем настроение испортит.

Цыпочка замолчала и приготовилась ждать. Она ждала целую неделю, длинную-предлинную неделю! Каждый день просыпалась и бегом к зеркалу — смотреть, не изменились ли ее крылышки. И крылышки действительно менялись: с каждым днем на них появлялось все больше перышек, и через неделю Цыпочка с горделивым самодовольством рассматривала в зеркале вполне приличные, почти как у мамы, крылья.

Но очередная прогулка на свежем воздухе ее разочаровала: взлететь Цыпочке так и не удалось. С обидой она прибежала к Рябухе и гневно прокричала:

— Ты же обещала, что я взлечу, как только перья отрастут!

Мама приобняла свою разгневанную дочурку и ласково прошептала:

— Ну так для полета не только ж крылья нужны! А смотри, у тебя и спинка, и ножки голенькие. Еще подождать надо, дорогая!

Цыпочка все еще дулась, но в душе она почти уже оттаяла. Снова побрела к окошку и снова приготовилась ждать. Прошло еще две недели. Теперь в зеркале Цыпочка видела вполне взрослую оформившуюся курицу, со всеми необходимыми, по ее мнению, для полета деталями. Крепкие, покрытые жесткими перьями крылья. Спина и ноги тоже уже не светились голой кожей, а имели надежное оперение. В глазах появилось что-то серьезное и решительное, а былое лихачество полностью ушло.

«Теперь я точно готова!» — подумала про себя Цыпочка и отправилась на взлетную полосу. Так она называла задний двор, на котором можно было со всей силы разбежаться, не рискуя удариться о ведра или бочки.

Но полета не получилось и в этот раз. Ножки Цыпочки буквально на пару секунд оторвались от земли, но как ни махала крыльями молодая курица, подняться в воздух ей так и не удалось.

Горько плача, Цыпочка вернулась в дом. Мама все сразу поняла без слов. Она, как и раньше, обняла повзрослевшую дочь и долго-долго гладила ее по топорщившимся на голове перышкам.