– Вот вы сначала поработайте, а потом вопросы задавайте, – отмахнулся Кирьянов. – Сам знаю, что пустым делом заниматься будете. Только с начальством не поспоришь. У нашего маргинала родственник объявился. Большая шишка, судя по всему. Так вот родственник этот крайне недоволен вердиктом. Самоубийство, видите ли, плохо скажется на репутации членов семьи. Допустить этого нельзя.

– Будто убийство намного лучше для репутации, – вставила я.

– Вот и я о том же. Только кто нас слушать будет? – машинально ответил Кирьянов.

– А в чем там суть? – спросила я.

– По-твоему, так выглядит «тихонько посижу»? – съязвил друг и, повернувшись к майору, закончил: – Вам все понятно, майор?

– Так точно. Все предельно ясно, товарищ подполковник, – отчеканил тот.

– Ну так выполняйте. О ходе расследования информировать без промедления. В любое время дня и ночи, – добавил Кирьянов.

– Слушаюсь. Разрешите идти? – козырнул майор.

– Идите. И постарайтесь закончить с этим делом как можно быстрее, – напутствовал Кирьянов.

Когда майор удалился, приятель некоторое время молчал, потом произнес:

– Вот, Танюша, какими делами приходится заниматься. Противно, но неизбежно. Сам генерал на особый контроль нашего маргинала взял. Докладывать велено два раза в день. И результат – не позднее следующей недели. А где я ему этот результат возьму? Дело там абсолютно однозначное. Надоело мужику землю бесцельно топтать, вот он и решил проблему кардинальным образом. Нет жизни – не нужна и цель.

– Быть может, я смогу помочь? – робко предложила я. – Если все так, как ты говоришь, опасности для меня никакой нет. Ни бегать, ни прыгать не придется. А с головой у меня, к счастью, все в порядке. Свежий взгляд вам сейчас как нельзя кстати.

– Нет, Танюша, тебе отдыхать предписано, а не по злачным местам таскаться. Знаешь, где наш незабвенный самоубийца работал последние десять лет? На городской свалке! Представляешь, что у него дома творится? Я лично на место происшествия не выезжал, но весьма о нем наслышан. Даже наши видавшие виды опера, и те в легком шоке от его жилья пребывают. Этот Мальцев тащил в дом все, что ему на свалке приглянется. Там, чтобы по комнате передвигаться, компас иметь надо, иначе можешь заблудиться, как в лабиринте, – проговорил Кирьянов.

В его голосе я уловила оттенок сомнения. Может, рассматривает-таки перспективу моего подключения к этому делу? В таком случае нужно только немного поднажать, и дело в шляпе.

– Тогда хоть просто расскажи, что там произошло и что за фрукт этот высокопоставленный родственник покойного? – попросила я. – Кто знает, может, хоть советом помогу. Это ведь безобидная просьба, верно?

– Попробовать можно, – согласился Кирьянов и начал рассказ.

Суть заключалась в следующем. Два дня назад в дежурное отделение полиции обратился бомжеватого вида мужчина. Заявил, что в доме по улице Первый Студеный тупик обнаружен труп. Вернее, мужчина объявил, что пришел к другу в гости и застал его в петле. Дал точный адрес, назвал фамилию и имя висельника и даже вызвался проводить оперативную бригаду до места. А то, мол, полдня блуждать будут. Опера выехали на адрес и действительно обнаружили в частном доме Студеного тупика мужчину, висящего в петле.

Осмотр дома ничего криминального не выявил, за исключением одного факта. Табурет, с которого должен был спрыгнуть висельник в случае самоубийства, был настолько хлипким, что оставалось лишь удивляться, как он смог выдержать вес взрослого, довольно упитанного мужчины хоть пару минут, необходимых для того, чтобы осуществить задуманное. Но оперативники – народ бывалый. И не такие странности видели. Они посчитали этот факт несущественным. Опросили соседей. Пообщались с бомжом, сообщившим о случившемся. И благополучно дело закрыли. За отсутствием состава преступления. Судмедэксперт был с ними абсолютно солидарен. Вердикт «самоубийство» удовлетворил всех. В том числе и начальство.

Для проформы опера отыскали родственников висельника. Бывшая жена претензий к следствию не имела. На вопрос, мог ли Филипп Мальцев добровольно расстаться с жизнью, ответила положительно. Мол, допьешься до чертиков, пожалуй, полезешь в петлю.

На том бы все и закончилось, если бы сегодня с утра не случился этот звонок. Звонил генерал и требовал дополнительного расследования. К нему, мол, лично обратились. Кирьянов полюбопытствовал, кому нашлось дело до спившегося мужика? И получил ответ. Звонок был аж из самой Первопрестольной. Ни много ни мало с Петровки. Тамошнего генерала побеспокоил некий гражданин Увеков с просьбой подстегнуть нерадивую полицию Тарасова к решительным действиям. Он, видите ли, категорически против того, чтобы в семье, к которой по трагическому стечению обстоятельств относится висельник Филипп Мальцев, появились самоубийцы. Ведь и он сам, и его родственники являются членами этой семьи. Он просит высокое московское начальство заставить местные власти Тарасова признать смерть Филиппа убийством. Пусть даже нераскрытым. Главное – исключить из вердикта первую часть.

Кирьянов попытался отбрехаться, ссылаясь на непреложные факты, говорящие об обратном. Но, увы, слушать его генерал не захотел. Так и сказал: чтобы через неделю доказательства насильственной смерти Мальцева были у него на столе. Хоть выдумывайте, говорит, а доказательства предоставьте. Мне, мол, из-за какого-то нищего погоны терять неохота.

– Вот такие вот дела, Танюша, – подытожил Кирьянов.

– Ну и воспользовался бы советом начальства. Приписали пару незначительных деталей. Нашел сговорчивого свидетеля, готового подтвердить факт насильственной смерти, и сдал дело в архив, – предложила я.

– Не могу я так! – вскричал приятель. – Ну что я за полицейский после этого? Так, фикция одна. Нет, нужно найти такие доказательства, чтобы высокое московское начальство вынуждено было признать нашу правоту. Я скорее предсмертную записку подделаю, чем обвиню неизвестного человека в преступлении!

Кирьянов горячился. Конечно, ни того ни другого он делать не станет. Не такой он человек. А вот копаться в данном деле своих оперов заставит, это факт. И будут бедные опера гоняться за призраками до тех пор, пока высокому начальству не надоест курировать это дело или не появится более важный проситель. Думаю, на это и был у Кирьянова главный расчет.

– Что за фрукт этот московский проситель? – полюбопытствовала я.

– Да кто его знает? То ли брат жены покойного, то ли ее дядя. То ли еще кто. Да и какая, собственно, разница? Ишь, выискался гусь! Самоубийство ему не по нраву. А при жизни небось ни разу с этим самым Мальцевым даже не встретился. И обстоятельствами его жития-бытия не интересовался. А тут выплыл, как… Э, да что теперь говорить! Что делать – ума не приложу.

Кирьянов хмуро смотрел в пол. Я молчала. Знала, что после его раздумий последует. Так и вышло. Друг вскоре несколько повеселел и предложил:

– А что, Татьяна, может, и правда тебя этим делом озадачить? Ты мыслишь неординарно. Глядишь, и накопаешь что-нибудь, что удовлетворит московского гуся?