Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как карты легли! – сравнивает Бухарик.
Он доверяет Случаю.
Уже натянул огромный квадратный холст – размером со стену. Загрунтовал.
Мы застали замысел на стадии разметки углем. На холсте были прорисованы контуры картин и общие планы. Их уже можно распознать. В общем, «мастерская в квадрате»!
– А это что такое? – тычу я пальцем в какой-то прямоугольничек.
Сличаю с жизнью – это явно не картина.
– Да это палитра, я ее тоже тут нарисую.
Палитра – среди абстракций Бухарика, где пятнами управляет Случай, – как тут и была!
– Осенью будет областная выставка, и от нас от каждого возьмут всего по одной картине.
– Какой ты хитрый: от всех по одной, а у тебя на одной картине целых пятьдесят, – говорю я. – Ловко ты всех обманул!
Бухарик смеется, довольный.
– Я тороплюсь закончить, а то скоро этот "выставком" начнет ходить, утверждать, – говорит Виктор.
– А кто там? – я представляю себе грозное несговорчивое начальство.
– Да все наши. Ну, и я там же, – нехотя прибавляет он.
Мы с Соней смеемся. Бухарик тоже.
А после чая Виктор рисует нас с Соней.
– Чем вас – акварелью или маслом? – спрашивает он.
– Маслом и дурак нарисует, давай акварелью, – мне нравится провоцировать Бухарика.
Сейчас как раскричится!.. Но сегодня нет.
– Ого-го! – весело удивляется Виктор. – Ничего себе! – и выбирает акварель.
Я бегаю вокруг него с камерой. Крупно – глаза, даже лучше один глаз с прищуром.
Какие молодые у него глаза.
Теперь он стал выбирать большие форматы, почти квадратной формы. Полюбил синий цвет. Все пространство у него густо-синее. И Соня – как изваяние. А волосы почему-то красные.
– Виктор, а зачем ты ей волосы красные нарисовал? – задаю я очередной глупый вопрос. – Мне тоже нарисуй красные, – прошу я, видя, что Бухарик взялся за мой портретик.
– Зелененькие ей нарисуй, – из угла советует Соня.
Соня на картине и справа, и сверху.
– Соня, тебя уже два человека!
– Это у меня раздвоение личности, – говорит Соня.
* * *
…Когда-то все это уже было: съемки у Бухарского.
Мы с Сашей делали первые попытки заниматься кино под руководством отца Войцеха, священника и одновременно телевизионного профессионала из Польши. Он как раз набирал сотрудников в католическую студию, а мы с Сашей предложили ему в качестве первого сюжета мастерскую Виктора. Взяли с собой маленькую дочку.
Пока отец Войцех снимал Виктора в мастерской на большую камеру, тот рисовал его портрет.
Помню, Войцех все пытался настроить камеру на детали, но не успевал за кистью. Тогда он просто попросил:
– Виктор, а можно вот в этом месте красненьким? Для меня?
Мы с Сашей чуть не упали…
Бухарик аж перестал рисовать, внимательно посмотрел на Войцеха, ухмыльнулся, но потом вдруг великодушно взял и сделал то, что тот просил. Жалко, что ли!
Когда он узнал, что Войцех из Польши, он раскрыл огромный чемодан, порылся в акварельках и извлек на свет Божий толстую пачку пестрых картинок крестиками:
– Вот Польша! И вот Польша, – Бухарик когда-то ездил туда по какому-то культурному обмену.
Это напоминало сцену из фильма «Принц Флоризель» про портрет Клетчатого. Войцех обалдело смотрел на абстрактные акварельки, потом спохватился и с наигранным восторгом воскликнул:
– О, Польша! – а мы засмеялись.
…С тех пор прошло больше десяти лет.
Мне до сих пор жаль, что из той затеи ничего не вышло. Съемки были великолепными, особенно там, где Бухарик учил рисовать мою дочку. Я до сих пор помню каждый кадр. Но монтажный компьютер сломался, стерев видео с лица Земли, а на кассетах уже было записано что-то другое.
…Долги надо отдавать. Когда я дарю Бухарику диск с моим маленьким фильмом, у меня возникает приятное ощущение свалившегося с души камня.
– А помнишь, как вы с этим поляком меня снимали, а я вас рисовал? Хочешь, я подарю тебе ту картину? Она должна висеть у вас!
И Бухарик весь вечер роется в завалах на антресолях с риском для жизни, два раза чуть не сваливается, но картину не находит.
– Ну, ничего, я все равно найду ее и подарю тебе, – пообещал он.
А пока подарил две других парных картины: на одной мастерская, отраженная в металлическом чайнике, а на другой – чайник в мастерской.
