было уничтожено столько собак редкой породы. Про гибель целителей тоже пытались писать, но сразу же нарывались на негатив по отношению к Живетьевым — мол, они не истинные целители, а хапуги. Их, мол, не жалко, а вот гибель собак — утрата куда значительней, чем если бы все Шелагины полегли. Князей много, невелика потеря.

— Живетьева точно жива? — первым делом спросил Греков, как только рассказ завершился.

Разговаривали мы, ничего не опасаясь, так как сразу поставили защиту от прослушивания. Прислуги в замке было мало, но лучше ограничиться заклинанием, чем отслеживать, не подходит ли кто-нибудь близко к нам. Потому что этот кто-нибудь мог услышать не предназначенные для посторонних слова.

— Точно, — ответил я. — Ее сильно покоцало взрывом, но не убило.

Щенка я держал на коленях. Как только я его пытался выложить в уютную подогреваемую лежанку, он сразу начинал жалобно плакать, как умеют только маленькие обиженные щенки. Причем делал он это, так и не выходя из целительского сна, который я не снимал, периодически проверяя, как там идут процессы заживления. Нашел себе проблему на ровном месте…

— Добить нельзя было?

— Она под завалами, — пояснил я. — Пока выкопают, придет в себя настолько, что скорее она убьет меня, чем я ее.

— А сбросить на нее еще одну бомбу? — кровожадно предложил Греков.

— Чтобы обвинили уже нас? — сожалеюще сказал я. — И не факт, что добьет, на самом деле. Как мне сказали, единственный вариант убить такого высокоуровнего целителя — отсечь голову клинком из изнаночного металла. Со всем остальным ее регенерация справится. И попытка будет только одна, потому что если не удастся отсечь голову, то покушающегося она прибьет.

— Уверен? Вас она убить заклинаниями не пыталась. Только бомбой.

— У нас артефакты не слабые и одежда, не пропускающая целительских заклинаний, — напомнил я. — К тому же нас было четверо. А один на один мы ей не соперники. Мне кажется, ее даже император боится.

— Скорее всего, не кажется. Короче, мое мнение: валить ее надо, — бухнул Греков. — И чем скорее, тем лучше.

— Кто валить-то будет? Ты? — ехидно спросил Шелагин-младший.

— Мне она не по зубам, — честно признал Греков. — Я и половиной возможностей Ильи не обладаю. То есть исполнителем будет он. Мы же должны создать для него все условия. И сделать это следует как можно быстрей, потому что иначе жизни не будет.

— Я против того, чтобы Илья подставлялся, — зло сказал Шелагин-младший.

— Пусть не подставляется, — легко согласился Греков, — пусть идет овечкой на заклание. Ты же понимаешь, что любой другой вариант в перспективе приводит к гибели всей вашей семьи?

— Вы забываете про императора, — напомнил я. — Живетьева так-то от него карт-бланш на наше убийство получила. И даже если не будет ее, угроза от него останется. Правда, уже не личная, а с использованием государственного аппарата. Последнее скорее неприятно, чем опасно.

— Почему не личная? — удивился Греков.

— Потому что сегодня Павел Тимофеевич высказал опасение на Совете, что реликвия подчиняется не императору, а Живетьевой. И попросил доказать обратное. Император было вызвал его на поединок, потом сказал, что из-за такой ерунды князя убивать не будет, и рванул в сокровищницу, после чего поехал на место взрыва. И очень сильно ругался, как по дороге, так и в сокровищнице. Речь шла о том, что он Живетьевой слишком доверял и зря показывал реликвию.

О своей роли в перенастройке реликвии я умолчал. Достаточно того, что о моем участии подозревает Шелагин-старший. Что там будет дальше с настройкой сети реликвий, я особо не задумывался, у меня посерьезней проблемы маячат перед глазами.

— Тогда нужно класть обоих, — уверенно сказал Греков, — Причем так, чтобы все считали, что они друг друга поубивали.

— Сдурел? — возмутился Шелагин-младший. — Ты во что нас втягиваешь?

— Саш, слова бы не сказал в ту сторону, если бы не понимал, что Илья прав. Не грохнем эту сладкую парочку сейчас, потом они грохнут нас. С туманными перспективами для княжества. Кому будет лучше, если Шелагины исчезнут? Уж точно не империи, так как нынешний император — преступник. Потом, я же не предлагаю действовать, не обдумав и не посоветовавшись с Павлом Тимофеевичем.

— Жаль, что у императора нет клинка из изнаночного металла, — вздохнул я.

— Как это нет? Есть, — уверенно сказал Греков.

— У него только кинжал, клинка нет.

— Да есть же. Точно есть. Погоди-ка.

Он залез в сеть и нашел фотографии с парада, на котором император был не только в мундире, но и с клинком. И клинок этот был похож как раз на сделанный из изнаночного металла — на одной из фотографий император наполовину вытащил его из ножен.

— И где тогда он его хранит? — задумчиво спросил я, увеличивая фотографию до максимума, чтобы убедиться: это то, что мне необходимо.

— Как где? В сокровищнице, — ответил Шелагин. — Такие предметы держат там, извлекая только по торжественным случаям.

— В сокровищнице только кинжал.

— Не буду спрашивать, откуда ты знаешь, что находится в императорской сокровищнице, — съехидничал Греков. — Только уточню. Кинжал есть или был?

— Был, — признал я.

«Клинок может быть привязанным», — внезапно вмешался в разговор Песец.

«Что дает привязанность?»

«Оружие находится все время на связи с тобой. Стоит позвать — и оно уже у тебя в руке. Такое оружие украсть невозможно».

«А после смерти владельца?»

«После смерти такое оружие выпадает рядом с трупом, как и содержимое пространственных карманов. Тогда с ним можно делать все что угодно».

Я прикинул, как можно проверить, привязанный клинок или нет. Если ножны хранятся отдельно от самого клинка — то с большой вероятностью он действительно привязанный. Если только их тоже нельзя как-нибудь привязать, посчитав оружием. Хотя… Они точно не из изнаночного металла, судя по фотографиям.

«Ножны же не привязываются?» — уточнил я на всякий случай.

«Нет, только само лезвие, при условии, что там нет посторонних вкраплений. Ножны такому клинку вообще не нужны — ножнами является сам носитель».

Итак, если около трупа Живетьевой будет валяться труп императора с изнаночным клинком, все решат, что эта парочка друг друга угрохала. А если кто и засомневается, то на меня выйдет вряд ли. С Грековым я был согласен: валить надо обоих. И