Они попробовали поспать, по очереди, чтобы не пропустить самолет. Но спать было трудно. Жара, жажда и рука не давали им покоя.

Они задремали. Иногда один из них вскидывался и осматривал горизонт.

Наконец они заснули.

Однорукий видел во сне, как играет на фортепьяно, и много бутылок содовой, холодной как лед.

БУТЫЛКА СОДОВОЙ СТОИТ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ 5 ЦЕНТОВ, в Германии 20 пфеннигов. Виски на вкус лучше всего, когда в него добавляют немного содовой и кладут кубик льда. Старые джентльмены с большим удовольствием пьют виски, разумеется, неразбавленным. Пропустив глоточек, хорошо съесть соленый кренделек, чтобы возбудить вкусовые рецепторы языка.

В тот раз, когда они на медицинском праздновали сдачу экзаменов после пятого семестра, виски пили без содовой. Все перепились, и девушки рассказывали самые пикантные анекдоты из анатомички.

Конец этой ночи он никогда не мог вспомнить. Проснувшись утром, он увидел, что Бетси лежит рядом, расплывшаяся и опухшая. Впервые она ему решительно не нравилась. Но, посмотревшись потом в ванной в зеркало, он испугался собственного лица: он выглядел еще хуже, чем Бетси. К тому же у него невыносимо болела голова. Все утро он был ни на что не способен и непрерывно пил содовую.

Однорукий сглотнул, и пересохший язык прошелся по губам вперед-назад, не найдя ничего. Другой спал крепко, повернувшись к солнцу спиной. Лицо он плотно зажал в угол между настилом и резиновым валиком борта:

И МАРИЯ БЫЛА ЖИВА И ОН БЫЛ С НЕЙ ГДЕ-ТО И ОНИ купались и солнце только что взошло и они кричали в воде, потому что было так прекрасно, а потом она слегка замерзла и он растирал ее махровым полотенцем и ей это нравилось и потом они завтракали в саду и птицы пели, бог мой, как они пели, и курочка-пеструшка клевала у Марии из рук и конфитюр рубином сверкал на солнце и все было таким невероятным и чудесным и он глубоко дышал и все время смотрел на Марию и она делала вид, что не замечает этого, а через год она была мертва.

Они выпили по вечернему глотку виски и докурили окурок дневной сигареты. Они курили до тех пор, пока не стало жечь губы. Сигарет у них было уже немного.

Солнце стало гигантским красным шаром и наполовину исчезло в воде. Казалось, что воздух напоен влагой.

Прямо по курсу выскочила стая летучих рыб. Внезапный всплеск слегка испугал их обоих. Немного погодя они увидели дельфинов, гонявшихся за рыбами. Дельфины с фырканьем переворачивались с боку на бок, и брюхо их розово отсвечивало на солнце. Но горизонт был чист.

– Если хоть что-то смыслишь в медицине, то уже знаешь лишнее, – сказал Однорукий. Он сидел на корме, прислонившись к резиновому борту. Свою единственную руку он опустил в воду и, зачерпнув воды, смотрел, как она капает. Но это утомило его, и он оставил это занятие.

– Завтра они будут здесь, – сказал Другой. Ему бросилось в глаза, что культя уже не торчит так строго горизонтально; она немного опустилась, но еще не сильно.

– Проверь-ка! – Однорукий сел прямо. – Повязка очень сильно приклеилась.

Другой разбинтовал руку. Культя выглядела нехорошо и плохо пахла. Гниение распространилось до самой подмышки. Завтра было действительно самым последним днем.

Однорукий внимательно осмотрел свою руку.

– Дай-ка мне лучше сигаретку, – сказал он.

Когда Другой стал перевязывать его выстиранной половиной майки, Однорукий один раз слегка вскрикнул: Другой задел обрубок кости, вибрация прошла по всему телу сквозь все остальные кости. Они тоже уже были затронуты, он это отчетливо ощутил.

– Тут уже ничего не поделаешь, – сказал он. – Будь это хотя бы ранение в предплечье, у меня было бы еще плечо в запасе. А так? Классический случай. Exitus,[6]господин профессор!

Он опять соскользнул пониже. Другой закрепил повязку английской булавкой.

– Мне кажется, температура опять поднимается, – сказал Однорукий, и в уголках глаз у него появилась дрожь. – Посчитай-ка еще раз пульс.

Другой принялся считать. Он сразу же нащупал биение пульса.

– И ударь меня, если я буду делать глупости! – сказал Однорукий и сильнее застучал зубами.

Другой сбился со счета и начал заново.

– Сто семь, – сказал он через минуту. Хотя было 127. – А при скольких ударах положение становится критическим? – спросил он.

– Начиная со ста тридцати. – Однорукий крепко вцепился в борт единственной рукой.

Другой смочил выстиранную повязку и положил Однорукому на лоб. По телу снова пошли волнообразные движения. Культя описывала круги.

Тем временем солнце скрылось за горизонтом. Небо превратилось в гигантский красный помидор. На горизонте потемнело, и кромка его была видна предельно четко.

Для него будет лучше поскорее умереть, сказал себе Другой. Он мучается, а я схожу от этого с ума.

Другой не знал, что ему делать. А потому ничего и не делал, просто ждал и наблюдал за Одноруким. Время от времени он освежал тряпку на лбу. Но, скорее всего, это не очень помогало. Однорукий прерывисто дышал и бессвязно бормотал. Он говорил так быстро, что это звучало как короткие пулеметные очереди. Лицо его полностью исчезло под щетиной. Только нос остро выступал из ввалившихся щек. Глаз он не открывал.

«Что он там видит?» – спросил себя Другой и тут же вспомнил про горизонт. Он быстро огляделся вокруг.

Лодку слегка покачивало от движений Однорукого. Вода под лодкой хлюпала со свистом, будто гурман, поглощающий устриц.

Однорукий без конца сжимал челюсти, и Другому некуда было деться от хруста его зубов. Потом нижняя челюсть бессильно отвисла и только вздрагивала. Открытый рот казался больше обычного.

Когда челюсти снова начали сжиматься, Другой вложил ему в рот конец толстого каната. Однорукий зажал зубами канат, и ему полегчало, он стал спокойнее и засопел носом.

Наконец его отпустило, и они оба расслабились.

– Здорово, да? – сказал Однорукий, когда снова смог соображать. Другой дал ему половину сигареты.

Они ждали, будет ли продолжение. Но продолжения не было.

Их прожаренные тела начали мерзнуть, ночь спустилась быстро. С северо-запада дул едва заметный бриз и отгонял запах гноя.

Они легли рядом, Другой лежал у здорового бока Однорукого.

Они смотрели в небо. Марс стоял точно справа по ходу и мерцал красным светом. Однорукий поискал Венеру, но не смог найти.

ЕДИНСТВЕННЫМ РАЗВЛЕЧЕНИЕМ В БАРЕ БЫЛО ЗВЕЗДНОЕ небо на потолке. Хотя это был бог знает какой фешенебельный бар. Час назад они вернулись с дальней разведки боем с Атлантики и при посадке едва не ткнулись носом. Бобби погиб, но подлодку они так и не достали, вот скотство. Теперь они праздновали, так сказать, день рождения и хватали барменш.