Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ааа! — Завизжала Катенька, сидящая на полу, — меня сейчас разорвёт просто, Максим Евгеньевич!
— Они что?! — открыл в ужасе рот Максим, — они тебя заминировали? Обмотали проводами, чтобы подорвать, как только я войду?
Катя вытаращила глаза.
— Кто?
— Подручные Петра Семёновича! — Максим с болью в сердце, но очень осторожно сделал два шага вперед, боясь разглядеть на тонкой и милой взору талии страшные ремни, провода и лампочки бомбы, которой сейчас подорвут их обоих, и соединятся они в последний миг, обращаясь в пыль, взявшись за руки!
— Этот, с которым вы в сауну ходили? А потом вас Володя без чувств домой привёз?
— Он. Падла! Скажи, что он тебя не тронул! А где его эта? С тройней?
Екатерина, которая смотрела на него как на умалишённого, вдруг радостно подскочила с пола, чем ещё сильней напугала. Но взрыва не последовало.
— Вот они! Смотрите! Какая прелесть я сейчас просто взорвусь!
Она потянула его за руку, а он, держа в своих её тонкие нежные пальчики, успел пробежаться внутренним взором по их совместному прошлому и упущенных шансах. Не целованные губы эти, не ласканные булочки, не облизанные сисечки, как же так-то? Взорвутся сейчас оба и…
— Вот! — Катенька протянула руки куда-то вниз, и Максим тупо уставился на коробку из-под его итальянских туфель, в которой на его кашемировом шарфе лежала сиамская кошка с тремя котятами, присосавшимися к набухшим материнским грудям.
Свет вокруг померк, и последнее, что он услышал, испуганное:
— Максим Евгеньевич!
Спустя сколько-то там времени, чёрт его знает сколько, потому что в мужественном обмороке нет часов, чтобы посмотреть, Максим пришёл в себя от того, что на его лоб положили мокрую тряпочку. Он понадеялся, что это не его любимый шейный платок из Франции.
— Максим Евгеньевич? Вы такой чувствительный, такой нежный человек! Я не ожидала, что от вида котяток вы сознание потеряете! Вы каждый день меня удивляете тем, какой вы на самом деле!
— Катенька! Вы живы? Вас не порвало? — простонал он, чувствуя её ладошки на своих щеках, и глядя в эти наивные распахнутые глазищи.
— Конечно, нет, что вы, заботливый мой! — она зачем-то поцеловала его в лоб, потом в щёки, потом опять в лоб. Всё мимо, да мимо. — Я думала, вы чёрствый сухарь, бабник и хам, а вы нежная, ранимая и любящая душа! Вы так обрадовались, что у вашей кошечки детки появились! Вы невероятный, Максим Евгеньевич!
— Катенька, — он протянул к ней руки и взял лицо в свои ладони. До него всё медленно доходило, но это, видимо, от удара кочаном об пол. — Это вы невероятная, Катенька. Но, пожалуйста, заткнитесь!
С этими словами он притянул её к себе и поцеловал в губы, да так, что Катенька сначала пискнула от восторга, а потом расслабилась и обняла его за шею. Так всосалась в ответ, что голова закружилась.
Как же хорошо, что она у него такая есть! И кошки теперь тоже. Придётся жениться, раз уж он теперь приёмный отец тройни. На Катеньке в смысле!
Не на кошке!