пивная пена на всей одежде бывшей учительницы, где-то уже засохшая коростой серой, а местами ещё мокрая, оттягивающая кофту к юбке, а юбку к полу.

И хоть за столиками высокими хлебали пиво, запивая его после восьми магазинной «бормотухой», бывшие её ученики, уже не знакомы они были лицами. Их крепко попортило время совместно с тем же пивом да «Солнцедаром». Но по фамилиям профессионально запомненные на всю жизнь, были они своими, почти родными и чувствовала себя бывшая учительница на бесконечной их пьянке как на большой перемене, когда ребятишки баловались и хвастливо хулиганили. Но её-то помнили все и на вид, и по характеру властному. Школа в деревне всегда была одна -единственная и потому автоматически хранил в памяти всех учителей каждый житель Семёновки от двадцати до пятидесяти лет. Дольше тут редко кто жил. Ну, только женщины. Девяносто девять процентов из них – не употребляют ничего с градусами.

Вот только она одна двумя словами прекращала назревающие драки и за воротник легко выводила на улицу перебравшего огромного дядю, который швырял пивную кружку в другой конец забегаловки,откуда словесно измывался над ним бывший одноклассник. Не каждый из тридцати клиентов «тошниловки» мог бы позволить себе так унизить самого страшного на вид и натурально могучего телом Володьку Сурнина. У него, когда он «принял на грудь» с перебором, даже сколько времени не стоило спрашивать. Мог он в лучшем случае по дружески разбить нос или в худшем – по спёртому воздуху метнуть любопытного товарища по школьному прошлому прямо к входной двери. А до неё метров пять лететь, не меньше.

Вот этого Сурнина Галина Петровна нежно брала за шкирку и, вдалбливая ему на ходу, чтобы сегодня им тут больше не пахло, открывала большим его туловищем дверь и выталкивала на усыпанную втоптанными в грунт окурками площадку перед пивной «Колосок». И ведь странно было всем, непонятно всем было, но почти не соображающий после выпитого громила Сурнин, которого смущался ругать даже его начальник, строгий прораб строймонтажного СМУ, после тёти Галиной нежной экзекуции назад ни разу не вернулся.

Только с утра приходил опохмеляться. Как все. Он извинялся перед Галиной Петровной за вчерашнее свинство и шел к своим. А своими в «тошниловке» были все. Чужие здесь не ходят. Тихие пьяницы, например стесняются к шустрым и склонным к рукоприкладству мужичкам заглядывать. Вмажут тихушники с корешем бутылку портвейна на двоих где-нибудь в уголке магазина из горла – и по рабочим местам. Ведут там себя скромно, честно и добросовестно вкалывают, и за день больше не употребляют. Потому они и при работе, при деньгах и семьях. Настоящие деревенские действующие профессиональные алкаши их не уважают и даже не здороваются. Настоящие – все друзья. Все имеют одну общую цель: никогда долго не мучиться с бодуна и помогать немощным с похмелья братьям всегда иметь счастье быть выпивши.

Витюша с Лёней пошли к столику в конце зала, по пути пожимая всем руки, склонили над столами головы и молчали.

– Чё, пустые? – минут через пять дёрнул за рукав Лёню бывший председатель сельпо Валерий Ильич, который два года назад «толкнул» каким- то ухарям из города пятнадцать ящиков тушенки почти бесплатно и сто килограммов сливочного масла за деньги, на которые купил ящик коньяка и «гудел» одиноко у себя в кабинете почти неделю.

Потом сторожа испугались, что Валерий помрет без закуси и взломали дверь. Начальник лежал на полу в собственной блевотине, кабинет провонялся отходами жизнедеятельности организма, а сам руководитель почти не дышал. Его унесли в больничку на целую неделю, после которой через пару дней председателя вызвали в город, в «облпотребсоюз», и там быстренько освободили от занимаемой должности. Валерий Ильич очень огорчился и умело окунулся в бездонное море пива, водки и самогона, как тренированный ныряльщик счастливо опускается в пучину морскую.

– Вот рубль только есть у меня. Держите, – он порылся в «пистончике» брюк и бросил на стол Витюши и Лёни сложенный вчетверо замусоленный рубль.

– Рупь и двадцать две копейки добавить? – спросил сосед слева, Коля – сварщик в недавнем прошлом.

Витюша зажал в ладони «ржавый» с мелочью и побежал в магазин за «вермутом». Налили Валерию и Коле двести из пузыря 0,7 литра, сами приголубили остальное и посвежели лицами да нутром почти моментально.

Стало как обычно тепло в теле и легко на душе. Пиво с вонючим «вермутом» в одном бокале – это, конечно, не «ёрш» классический, который зашвыривает ум за разум почти сразу, но тоже напиток не детский. Рождает в оставшихся лохмотьях светлого сознания мысли смелые, идеи яркие и зовет к поступкам смелым, значительным.

– А пошли к бабе моей, – обнял друга Лёню Витюша и шепнул на ухо. – К прошлой. Возьмем у неё тугриков на автобус до Зарайска. Я ей всё красочно растолкую, дуре. Она даст на доброе дело. И пойдём на автовокзал. Билетики вот в этот кармашек с «молнией» схороним, чтоб не выронить, а утречком по холодку первым рейсом и рванём к новой жизни.

– Можно бы и к моей, – Лёня, друг, ехидно хмыкнул.– Но у неё в башке ещё свежо предание. Год прошел всего. А твоя уже не только гульбу нашу забыла, но и тебя вряд ли каждый день мысленным взором наблюдает. А, может, уже и запамятовала бывшего мужа хорошего к собачьим чертям. Но на доброе дело башлями помочь обязана. Как честный человек. Выпивать перестанем, так, глядишь, снова разглядят бабёнки в нас прежних героев. Нежных да работящих. Обратно вернутся.

К Витюшиной бывшей побежали они на работу. Лидия заведующей отделом удобрений и витаминизации почвы сидела в сельхозуправе. Светлый кабинет у неё, цветочки на окнах, портрет Леонида Ильича над головой, а на полированном столе перед кучей бумаг – чернильный прибор, такой же чёрный и блестящий как телефон.

– Давай, Виктор, мы по – нормальному поступим, – Очень внимательно, с оптимизмом во взоре прослушала Лидия трепетный доклад полузабытого мужчины, слегка похожего на того, с которым давно уже жить начинала в любви и надежде. – Вы через три дня приходите трезвыми. Я даю деньги и звоню Сергею Михайловичу, заму главного всего областного управления. Он вас встретит и работу подыщет, и общежитие на первое время. Пойдёт так?

Ну, кто б спорил! Пойдёт, конечно. Уже ясность перспективы. В общем договорились.

– Короче – завтра на сухую живём и ещё два дня. – Хлопнул себя по бёдрам Лёня. – Сегодня ещё маленько поправимся и всё. Поесть бы надо. Ты хочешь?

– Не… – Витюша потянулся. – Пошли в «тошниловку». Алик по паре беляшей даст