— Нужна станция. Пустующая. Чтоб недалеко от залива.

Фома помялся с минуту, раздумывая над схемой, потом ткнул пальцем в один из кружков:

— Чкаловская. Не так близко, конечно, но других вариантов не вижу. «Прима»[3]подтоплена. На Василеостровской владения Альянса начинаются. На «Кирзе»[4]бандиты сидят. Центр заселен весь… Остается Чкаловская…

— Ну что ж. Значит, так тому и быть. — Капитан вдруг пошатнулся, схватившись за сердце, и подозвал помощника. — Заканчивай тут за меня. Успокой людей. Впереди чертова прорва работы. Надо колонистов с Малого забрать. Да еще Вавилон подлатать, чтоб до Питера дотянул. Будь он неладен, этот город под вольной Невой…

* * *

Глеб встряхнул рюкзак, ослабив горловину. На бетон посыпались пыльные грампластинки. На некоторых из них еще сохранились полуистлевшие обрывки обложек. Такие паренек деловито очищал от остатков бумаги и небрежно кидал в общую кучу.

Таран сидел у кухонного стола, с интересом наблюдая за приемным сыном. С момента завершения той мутной истории с «Исходом» прошел всего лишь месяц, но за это время мальчик окреп, набрался сил и даже разговаривал теперь с какой-то напускной деловитостью. Сталкер усмехнулся собственным мыслям, продолжая следить за тем, как Глеб, закусив губу от усердия, нанизывает виниловые диски на кусок проволоки.

— На кой тебе столько? — не выдержал Таран.

— Завтра торговый караван огрызков прибывает. Вся Московская на ушах! Они из этих штуковин талисманы разные мастерят. Красивые. А в подвале целая куча кругляшей валяется! Сменяю огрызкам на парочку амулетов.

— Кругляши… — хмыкнул сталкер, поднимаясь с табурета. — Сейчас покажу тебе кое-что любопытное.

Через пару минут из кладовки донесся грохот падающей посуды, вперемешку с чертыханиями. Звонко бряцнув о дверной косяк, в коридор выкатился помятый эмалированный таз. Следом, чихая от пыли, вышел сталкер, держа в руках странный агрегат. Глебу такие еще не попадались. Снизу — деревянный лакированный ящик, сбоку — короткая ручка, сверху — изогнутый металлический раструб непонятного назначения.

Мальчику сразу же припомнилось, что на похожем устройстве тетка Агата с Московской крутила фарш для свиной колбасы. От воспоминаний о деликатесе желудок тут же требовательно заурчал, однако сталкер, похоже, не собирался использовать загадочный аппарат в качестве мясорубки. Вместо этого он наугад выудил из груды виниловых дисков один поцелее, протер поверхность рукавом и аккуратно водрузил на деку граммофона.

Глеб с интересом следил за манипуляциями приемного отца, однако, когда из железного нутра агрегата, сквозь шипение и треск, пробились первые звуки гитары, впал в оцепенение, зачарованно наблюдая за мерным кружением грампластинки.

— Что это? — наконец спросил он.

Но сталкер лишь поднес палец к губам, призывая сына к тишине. Совсем скоро к гитарным переливам добавился пронзительный юношеский голос.

«Засыпает синий Зурбаган…» — затянул исполнитель неожиданным фальцетом.

Таран вздрогнул, с удивлением косясь на граммофон.

А за горизонтом ураган,

С грохотом и гомоном и гамом

Путь свой начинает к Зурбагану…[5]

— Да уж, выбрал… — Сталкер поморщился. — Я уж подумал, «Скорпы» или «Металлика». А это Пресняков заходится.

Однако Глеб слушал песню внимательно, и лишь когда мелодия стихла, обратился к Тарану:

— Расскажи про Зурбаган, а?

— Ну… Ты же знаешь, я не мастак языком трепать. — Сталкер принялся вяло ковыряться в пластинках, пытаясь разобрать названия на выцветших этикетках. — В общем, это такое сказочное место… Ну… вроде как легенда. Красивый городишко у моря… Улицы, мосты, каменная набережная… Гавань, полная кораблей… Город мечты, одним словом. Попробую у барыг с Сенной рассказы Александра Грина поискать. Получится — сам почитаешь, поймешь.

— А почему город у моря? Он же глубоко под землей. Откуда там воде взяться?

Таран прекратил ворошить пластинки, посмотрел на сына внимательно:

— Кто тебе такое сказал?

Мальчик замялся, смешно наморщив курносый нос:

— Все говорят…

— Глеб?..

Когда сталкер говорил так, вкрадчиво и немногословно, с ним лучше было не шутить, поэтому паренек, не выдержав строгого взгляда нареченного отца, выложил начистоту:

— Мне один каторжный на Звездной рассказал, что есть, мол, где-то глубоко под метро тайный город Зурбаган. Большой, яркий, в цветах весь. И светло там, как днем. И у каждого свое отдельное жилище. Представляешь, у каждого! — Паренек мечтательно заулыбался, но, перехватив напряженный взгляд отца, мигом посерьезнел. — Я понимаю, что это всего лишь легенда, но зато какая красивая…

— Глеб, — прервал сталкер. — Что я тебе говорил по поводу каторжных?

— Но дядя Пахом рядом был. Ты ж знаешь, с ним безопасно, и…

— Значит так. Узнаю, что ты самовольно в туннель бегаешь, выдеру. Запомни. А Пахому скажу обязательно, чтобы гнал тебя со Звездной в три шеи! Нечего ошиваться возле всякого сброда!

Мальчик насупился. Наведываться в шахту, которую коммунисты упорно копали в попытках добраться до Москвы, было одним из любимейших его занятий. Кого только не забрасывала сюда судьба! Бывшие головорезы, щипачи, аферисты всех мастей… Хотя попадались и обычные люди, попавшие сюда, в основном, за долги. Коммунисты рады были каждому — кандалы на ноги, лопату в зубы и вперед, рыть дорогу к светлому будущему!

Дядя Пахом — огромный, ростом почти с Дыма, широкоплечий амбал примерно одного с Тараном возраста — частенько захаживал на Звездную. Оно и понятно: бизнес у него серьезный — оружие, а торговые точки чуть ли не по всему метро. Даже мазуты Пахома главным конкурентом считают, уж больно плотно и давно тот на сбыте стволов сидит. А откуда берет — одному богу известно.

С Тараном оружейник знаком был не понаслышке: как-то сталкер спас ему жизнь. На поверхности, ясное дело… Так что знакомство более чем полезное. Да и к Глебу Пахом уважительно отнесся, с самой первой их встречи. Не раз всякими интересными штуками баловал — то книгу какую притащит про оружие, то гильзу-солонку. А недавно метательную звездочку подарил, настоящую! Правда, мудреное название мальчик не запомнил, а переспрашивать как-то неудобно было — ведь не ребенок уже, должен с первого раза все усваивать.

Теперь, видать, со Звездной придется повременить, пока Таран не смягчится. А оттает он обязательно — не может долго строгим быть, слишком любит. Хоть и старается этого не показывать, да только Глеба не обманешь. После памятного похода в Кронштадт они теперь — «не разлей вода». Мальчик улыбнулся.