неплохой. Оступился, бывает. Но на их фоне ты так, хулиган мелкий. Подзатыльник дать, да отпустить. А вот эти… эти да! Тут, блин, клейма ставить негде. Они эту систему создали, и ты, по сути, из-за них пострадал. Кого выгораживать-то?

– Но я…

– Думаешь, они б тебя стали? Они через любого перешагнут, не поморщатся. Не помнишь, в позапрошлом году, у вас там Рангинского за взятку приняли? Знал такого?

– Знал, конечно… но я…

– А знаешь, кто его тогда подставил? Думаешь, он сам в такую авантюру полез? Да она ему и не по зубам была… для них, козлов, старался. А они ведь знали, что дело нечисто. Их ведь тогда предупредили: не суйтесь, дело на контроле! Так они не сами, они Рангинского послали. Вот и результат. Он теперь уж второй год на зоне срок тянет, а они, вон, в шоколаде все.

– Но, я действительно ничего не знаю.

– Евгений Иваныч, мил человек, да тебе и знать-то ничего не надо. Мы сами знаем все, что нужно и тебе расскажем. Проблема в том, что осторожные эти сволочи, не подкопаешься… Свидетель нам нужен, понимаешь? Свидетель же-лез-ный… Ты к слову-то этому прислушайся: свидетель… Все лучше, чем обвиняемый, осужденный… Ты подумай, кем бы ты хотел по делу пройти? Начальству твоему и так конец. Не согласишься ты, согласится кто-то другой. В этом не сомневайся. Тебе сейчас судьба улыбнулась во все тридцать два зуба и срок тебе дает – два дня. Посиди, поразмышляй, к обстановке присмотрись… и подумай, хочешь ты эту обстановку еще лет шесть наблюдать или двумя сутками ограничишься? В общем, послезавтра, в это же время, жду от тебя подписи на протоколе, и учти, дважды я такого предложения не делаю. Думай, Евгений Иванович, думай.

– А Рангинский тогда как, согласился?

– Сам-то как думаешь? Ему ведь вся десятка светила. А получил он четыре с половиной. Считать умеешь? Сам сообразишь дальше?

– Да, тут арифметика несложная. Только, что-то все на свободе в итоге остались…

– Много вопросов задаешь, Евгений Иваныч. Ты про себя лучше посчитай. Эти цифры тебе ближе. А Рангинскому его оставь, он их сам, без тебя, посчитает. Уже считает…

– Жене можно будет одежду мне передать?

– Теперь все от тебя зависит, что тебе можно, а чего нельзя. Кто с нами по-человечески, – того и мы не обидим. А кто нет… тут уж не обессудь. Пока так посиди, за два дня не сопреешь.

На этом разговор со следователем закончился. Пройдя ряд неприятных процедур, Евгений Иванович оказался в камере изолятора временного содержания под номером семь.

Подмывает описать, что он почувствовал, когда железная дверь захлопнулась за ним, щелкнув замком снаружи. Да только, что тут описывать? Что жизнь его разделилась в этот момент на «до» и «после»? Нет, не разделилась. Точнее, она разделилась, но гораздо раньше. Когда? Может, когда подошла пора платить очередной взнос по кредиту, а денег в наличии не оказалось. А может, в тот момент, когда любимая супруга, рассказывая о встреченной ею однокласснице, позавидовала новой шубе из голубой норки. А может, это произошло, когда дочь не хотели брать в элитную гимназию без взятки, а наличности не было, как всегда… Кто знает, кто знает. Возможно ли вспомнить, когда впервые попил воду из кружки или съел первое в жизни пирожное?

Евгений Иванович вошел в камеру и осмотрелся. Надо ли говорить, сколь отвратительно это место. Ко всему прочему, здесь не было окон, свет лампочки был тусклый, не позволявший даже теоретически что-нибудь почитать, а на полу стояло ведро, которое он принял сначала за помойное, но оказавшееся, в итоге, мобильным отхожим местом.

На нарах сидел мужчина бандитского вида средних лет.

– Здравствуйте, сказал Евгений Иванович и тоже присел на нары.

– Здравствуй, коли не шутишь! За что заехал?

– Заехал?…

– Ну, заехал, присел… за что здесь оказался?

– За взятку.

– О-о, интеллигенция! Впервые, судя по всему?

– Да.

Из за железной двери кто-то крикнул: «Сазонов, через пять минут на выход! С вещами!»

– Слушаюсь, начальник! Мне сейчас на выход, так что, пообщаться по душам не получится. Вот тебе пара добрых и бесплатных советов: всему, что здесь городят, не верь, сказочники тут такие – Андерсон отдыхает. На рожон не лезь, ментовских страшилок не бойся ну, и не проси ничего без нужды, ни у ментов, ни у сокамерников. Сами все предложат и дадут. Больше слушай, языком не мели, а то, глядишь, еще статейку себе заработаешь. Понял, о чем я? Ну, в общем, все, на первый раз. И да, предложат в баню сходить, не отказывайся. Одно из немногих доступных здесь удовольствий. Все, расход. Удачи!

Дверь за безымянным соседом закрылась, Евгений Иванович остался один. Аскетичное одиночество камеры как нельзя лучше располагало к раздумьям. А подумать было о чем. Он прокрутил в голове события прошедшего дня и поразился его зловещей насыщенности. Промелькнула мысль, не поспешил ли он со своими признаниями, не развели ли его следователь с адвокатом? Нет, не развели. В очередной раз, события выстроились сплошным частоколом, не позволяющим проскочить через него несчастному мздоимцу.

Евгений Иванович начал размышлять, как он будет теперь жить. О госслужбе, понятное дело, можно забыть навсегда. Вспомнились лица сослуживцев, обсуждающие очередного спалившегося чинушу. Представилось, что теперь и про него будут говорить в насмешливо-жалостливом тоне. Дальнейшее фантазирование на эту тему было невыносимо.

Он вспомнил семью: любимую супругу, дочку… Как они отнесутся к произошедшему? Поймут ли, продолжат ли любить, как прежде? Дочь, конечно, не разлюбит. А жена? Хотелось бы верить. Он всегда ей верил, но проверить не имел возможности. В жизни их, до сего дня, все было хорошо: дом – полная чаша, техника, шмотки, отпуск за границей. Не было случая испытать любовь в экстремальных условиях, и вот, теперь, он появился… Станет ли Наташа ждать его годами из тюрьмы, носить передачки? Что дочь расскажет в школе? Мать, теща… милые старики, вас-то за что наказали? Об этих даже думать не хотелось.

Евгений Иванович попытался было размыслить, чем он станет теперь заниматься. Образование у него хорошее, опыт, правда, не совсем по специальности, большой. Лишним точно не будет. Но, дальше эти размышления никак не шли, упираясь в глухую стену неизвестности, перед которой любые прогнозы были нелепы. Что можно планировать, не зная главного: останется ли он на свободе? Все теперь сводилось к предложению следователя.

О чем оно, понятно: сдать начальство и получить свободу. Вроде, все просто. Делаешь то и получаешь это. Но хорошо ли так поступать? Странный вопрос. Хорошо