Посетители звонили в колокольчик, войдя же, оказывались в выставочных залах — по два с каждой стороны от центрального холла. Выкрашенные темно-зеленой краской стены, восточные ковры на полу. Как всегда на аукционе, я быстро оглядела помещение, высматривая, нет ли чего интересного помимо того, за чем я, собственно, пришла. Вещи Мод лежали с правой стороны, и я мысленно приметила пару серебряных рамочек для себя и три пары старинных медных подсвечников для магазина.

Бокалы лежали во второй комнате, и я как можно быстрее осмотрела их. В наши дни прессованное стекло весьма ценится среди коллекционеров и при нынешних ценах подделки просто неизбежны. Впрочем, на мой взгляд, с этими бокалами все было в порядке и, безусловно, на них имелся сертификат подлинности. Стартовая цена равнялась ста семидесяти пяти долларам, что меня вполне устраивало: Джин Ивс готов был заплатить примерно по пятидесяти долларов за штуку, что оставляло некоторое пространство для маневров.

Следуя обычной своей стратегии, я почти не задерживалась возле предметов, которые хотела купить, и, изобразив полнейшее безразличие, переходила в другую часть комнаты, где и разглядывала со всей старательностью какой-нибудь напрочь ненужный хлам — в данном случае, сервиз китайского фарфора с безупречной родословной: когда-то этот сервиз принадлежал какому-то герцогу и был куплен специально по поводу визита в герцогский замок ни больше ни меньше, как королевы Виктории. Сама не знаю, чего я надеялась добиться этакими детскими уловками — едва ли кто-нибудь начал охотиться за той или иной вещицей лишь потому, что я долго ее рассматривала. Должно быть, я делала это из чистого суеверия.

У «Молсворт-энд-Кокс» участник аукциона должен зарегистрироваться и доказать свою платежеспособность. Пройдя сие испытание, ты получаешь номер и табличку с ним. У господ «М-энд-К» можешь не вопить во всю глотку — чтобы сделать заявку, тебе только и требуется, что поднять табличку, — если надо, предварительно написав на ней сумму. Исключительно сдержанная и утонченная процедура.

Я уселась одной из первых, по своему обыкновению заняв место в одном из задних рядов, и принялась наблюдать, как рассаживаются остальные. Классический набор завсегдатаев: дюжина торговых агентов, двоих или троих из которых я знала по именам, а остальных хотя бы в лицо. Я слегка приуныла, увидев Шарон Стил, — она работала с антикварным магазином на Западной Квин-стрит, который специализировался на старинном стекле, а потому могла тоже заинтересоваться бокалами. Еще было несколько дилетантов-любителей, один-два арабских бизнесмена и несколько богатых китайцев. Еще я заметила Эрни, пожилого джентльмена, неизменно присутствующего на любом аукционе в окрестностях, но на моей памяти еще ни разу ничего не купившего.

Один из участников аукциона, правда, выделялся из общих рядов. К тому же я его никогда прежде не видела — что само по себе еще ни о чем не говорило. Я и заметила-то его только потому, что он, казалось, чувствует себя как-то не в своей тарелке. Среднего роста, средней комплекции, смуглый, темноволосый. Манжеты и воротник у него слегка пообтрепались, костюм был чуть-чуть поношен. Ничего особенного, в любом другом месте все выглядело бы вполне нормально — но только не здесь. Держался он нервно и как-то даже воровато — руки не вынимал из карманов, глазами так и рыскал по залу и время от времени быстро облизывал губы. По дурацкой привычке награждать незнакомых мне людей кличками я тут же окрестила его Ящером.

Почему-то мне казалось, что к началу аукциона Ящер уйдет, но он не ушел. Более того, он явно и проверку прошел: у него имелась табличка под номером девять. Уселся он в нескольких рядах впереди меня, справа.

Зеркала и подсвечники Мод шли в списке третьим и четвертым пунктами, а бокалы — десятым. Первые несколько предметов ушли очень быстро, но у меня практически не оказалось конкурентов на желанные вещицы, и я получила их за вполне приемлемую сумму. Теперь оставалось ждать бокалов. Шарон Стил участия в торгах еще не принимала, так что я заключила, что и она поджидает того же. На счастье, она была довольно консервативным покупателем, так что, по моим прикидкам, у меня имелся вполне реальный шанс на победу.

Шарон выступала под восемнадцатым номером. Я под двадцать третьим. Когда дошло дело до бокалов, сперва поднялось довольно много табличек, однако к тому времени, как цена взлетела до двухсот тридцати долларов, остались только мы с ней. Аукционист метался между нами, пока мы не добрались до трехсот долларов — ставки Шарон. Предел Джина Ивса — но я все-таки подняла цену до трехсот десяти, надеясь, что на том все и закончится. Но номер не прошел. Похоже, Шарон тоже решила купить бокалы во что бы то ни стало. Я лихорадочно прикидывала, сколько готова потерять на сделке. Джин Ивс был отличным — нет, даже великолепным клиентом, а торговля в лавке последнее время шла вполне неплохо. Но и при таких раскладах богатство нам с Сарой все равно не светило.

Недаром же пословица говорит: кто медлит, тот и проигрывает.

Цена достигла четырехсот долларов, и я на несколько секунд струхнула. И тут — к нашему с Шарон обоюдному изумлению — кто-то из задних рядов поднял табличку с надбавкой до четырехсот пятидесяти и молоток с грохотом опустился.

— Продано номеру тридцать первому, — объявил аукционист.

Я сидела, глотая разочарование, когда за спиной вдруг раздался до боли знакомый дружелюбный голос:

— Думаю, Джину Ивсу эти бокалы понравятся. А ты как считаешь?

Клайв! Я вихрем развернулась. Бывший муж сидел прямо у меня за спиной, на губах его блуждала самодовольная улыбочка. Он был в крайне элегантном костюме, возможно, от Армани — помнится, я еще подумала, что Мойра наверняка бы знала, — в модных очках и стильно подстрижен.

— Какого черта ты это сделал? — прошипела я.

Он небрежно поглаживал усики. Когда-то жест этот очень мне нравился, теперь же — просто бесил.

— Что — это? — с самым невинным видом спросил Клайв. — Просто подумал, не купить ли мне бокальчики для Джина Ивса. Боялся, что Шарон их перехватит, вот и надбавил побольше.

— Да ты вовсе не о Джине Ивсе заботился! Ты сделал это по той же причине, по какой открыл магазин напротив моего, — прошипела я, болезненно осознавая, что соседи начинают на нас коситься. Но сдерживаться я уже не могла. — Ты сделал это назло! Но зачем? Я ведь оставила тебе половину денег за магазин. Да и у Селесты, как вижу, довольно средств, чтобы ты ни в чем себе не отказывал.

— Дорогая моя, но ведь дело не в деньгах. Мне всегда требовалась возможность творческого самовыражения.

— Ну да, конечно! Я тебе не дорогая!

Вскочив с места, я решительно зашагала к выходу, перешагивая через ноги сидящих. Глаза мне жгли слезы ярости, и я что есть сил старалась загнать их назад. Тем временем уже выставили очередной лот. Торги продолжались. У самого выхода я вдруг заметила, что кто-то прячется — действительно прячется, иного слова тут не подберешь, — за кадкой с пальмой. Вот странно! Я и представить не могла, что он тут делает. Номера у него не было, и выглядел он еще неуместнее Ящера: дерганный тип весь в черном, глаз не сводящий с того, что происходит в зале. Должно быть, проходя мимо его укрытия, я невольно отвлекла его от торгов. Он вдруг обернулся и пристально уставился на меня. Я чуть не вскрикнула. Глаза у него оказались жгучие, черные, глубоко посаженные, а руки с тыльной стороны заросли черными волосами. Сама не могу объяснить, почему, но его манера отставлять руки от тела, точно клешни, напомнила мне краба или даже черного паука, причем преядовитого. На несколько мгновений глаза наши встретились, а затем он снова отвернулся.