Иннокентий тут-же вышел и Мира на всякий случай незаметно закрыла за ним дверь на задвижку.

Оделась, раздумывая над каждым платьем примерно так:

— Нет, тут декольте легкомысленное, не годится. Это — тоже однозначно нет. Слишком длинное и закрытое. Подумает еще, что я чопорная ханжа!

Платье — «золотая середина» нашлось, но Мира нерешительно задумалась, глядя на него.

Вспомнилось, как это платье потом снимал с нее после свидания Дмитрий.

Повесила обратно в шкаф.

— Брюки надену! — с какой-то злостью решила она.

Сверху — блузку. С полусотней мельчайших пуговок от ворота до самых бедер.

Чтобы было время на раздумья, если вдруг она нечаянно потеряет контроль над своим разумом и окажется с этим Иннокентием не в то время и не в том месте.

Хватило ей Дмитрия. Зря, зря она сразу же, на первом их тогдашнем свидании напрямую озвучила, что ей нужны отношения чисто для интимных встреч. Он и не баловал ее поэтому ни конфетами, ни цветами. Кошмар, ей сейчас об этом даже вспоминать не хочется!

Мира вышла из квартиры и подъезда на улицу и уставилась на Иннокентия, подогнавшего свою машину к ней поближе. Мира, задрав носик, тут-же заценила и машину. Вздохнула разочарованно. Старая, царапанная «четырнадцатая» с явными «рыжиками» на капоте.

В салоне машины ей резко завоняло табачным духом, вялеными носками и удушающим «Морским бризом». Женщина с тоской выглянула на пейзаж за окном, а в мыслях провела аналогию с чистенькой новенькой и приятно-пахнущей «Киа Рио» Димитрия.

«Да какое мне дело до этого Дмитрия?!» — разозлилась она. Свет клином на нем сошелся?! Мужчин вокруг — немерено бродит, уж наверняка отыщется среди них тот самый принц благородный, который не станет жмотится и морить ее голодом ради своих низменных инстинктов?

…Иннокентий провел ее на третий этаж здания женского общежития, в котором временно проживали приезжающие на свои курсы по повышению квалификации работницы среднего звена медицины. Провел по длинному узкому коридору в самый крайний корпус и вытащив из кармана ключ, открыл дверь, на которой было почему-то написано «Личная комната подсобного рабочего».

Мира неуверенно переминалась с ноги на ногу, заглядывая внутрь махонькой комнатушки размером, с виду три на три метра. Пахло в комнате едва уловимым ароматом смеси нафталина, тех же вяленых носков и хреновиной.

Кровать, заправленная дешевым пледом, маленькое круглое зеркальце, приклеенное прямо на стену. Старый выцветший плакат с Сильвестром Сталлоне на двери. Выгоревшие на солнце обои в цветочек. В самом видном углу на потолке — следы разводов, видимо соседи сверху когда-то устроили потоп. На гвоздике, прибитом на стену у окна, висит на плечиках серый в клеточку, пиджак, под пиджаком — летняя куртка, под нею — какой-то спортивный костюм и так далее.

Маленький стол в углу, накрыт полотенцем, под столом нагромоздились в картонном ящике кастрюли, сковородки, тарелки.

Гири, штанги и чугунные блины к ним — на полу около кровати. Турник на одной из свободных стен.

Печально, уныло, тоскливо.

Хотелось немедленно отсюда сбежать, но Мира почему-то решила дождаться конца их начинающегося «вечера».

— Ну, вот тут я и живу, — смутившись, признался Иннокентий.

Мужчина убрал полотенце со стола и указал на табуреточку подле:

— Прошу к столу.

— А… А руки помыть? Тут где-то можно?

Иннокентий тупо уставился на нее, с таким видом, будто она попросила у него луну с неба.

— Э… конечно-конечно! — спохватился он. Подбежав к двери, мужчина открыл ее и с жалкой улыбочкой обернулся к ней:

— Я покажу, где туалетная комната. Там…

Мира прошла за ним следом мимо множества дверей в «женский корпус». Иннокентий, красный от стыда, показал ей на дверь с надписью «Уборная», около которой на лавочке сидели и болтали между собою три женщины с тазиками и полотенцами в руках.

— Ей только руки помыть, — неожиданно тонким голосом пискнул Иннокентий и толкнул ее в спину, открыв дверь.

Ошарашенная Мира прошла к стене, сплошь увешанной раковинами и мойками с зеркалами. Помыла руки, озираясь на пожилую женщину, стирающую носки и колготки в тазу около мойки. Послышался звук смываемого унитаза и из другой двери вышла еще одна женщина в розовом халатике и с рулончиком туалетной бумаги в руках.

Женщина встала к умывальнику около Миры и помыв руки, ушла.

А у Миры от всего увиденного закрутило в животе.

«Бежать! Бежать отсюда нужно. Немедленно!» — с ужасом осознала она.

Но у двери в коридоре ее ждал красный как рак Иннокентий. Женщины на лавочке делали вид, что заигрывают с ним, а он тужился, обливался потом, и стеснялся, как пацан.

К слову, сбежать, не прощаясь у Миры так и не получилось. И она пошла следом за Иннокентием, кляня себя за чертово воспитание и мягкотелость.

***

— Я вокруг, да около ходить не буду, — сев за стол, с ходу признался Иннокентий. — Скажу сразу: я к вам — с серьезными намерениями. Вижу, женщина вы симпатичная, одинокая, в твердой мужской руке нуждающаяся.

Предлагаю расписаться и жить вместе. Видел я, что у вас на кухне кран подтекает и в верхнем наружном шкафчике кухонного гарнитура дверца свисла. Подтянуть надо бы. А вы — одна, женщина, хрупкая. Не справитесь.

Мира как-раз закинула в свой рот малосольную помидорку и собиралась прожевать ее, когда услышала сие "предложение".

Подавилась, закашлялась.

— Я не могу вот так сразу. Мне надо хотя бы узнать вас поближе, что ли, — хотела отказать она, но не смогла.

Дать «заднюю» сразу «в лоб», брату подруги она не могла. Ей необходимо стало потянуть время, чтобы не выглядеть в глазах неинтересного ей поклонника стервой.

Неудобно ведь.

Подумает вдруг, что она испугалась, увидев его жилищные условия. Так нельзя, надо по-хитрому соскользнуть с неприятной темы.

— Так за этим я вас и пригласил к себе. Чтобы своими так сказать, глазами, увидели, что я за человек и как я живу. Ведь жилище — отражение души человека, живущего в нем.

Мира невпопад кивнула головой, тоскливо оглядев стол. Стол, накрытый Иннокентием, был скудным. Бедным. Экономным.

Наверняка торт, цветы и конфеты, дареные им Мире, пробили брешь в его кармане, поэтому на "царский ужин" денег не осталось.

Грустно это все.

«Зачем мне эта гора мышц в моем доме, умеющая чинить шкафы и краны, зато без денег и обаяния? Он во мне даже симпатию не вызывает и внутреннего трепета!» — с тоской раздумывала она.

Телевизора в комнате Иннокентия не было, какого-нибудь магнитофона — тоже. Играло радио и заслушавшись проникновенной песней, Мира задумчиво склонила голову, уронив ее на кулачок.