Петер Лемке был высок, широкоплеч, худ и белобрыс. Над широкими плечами помещалась небольшая голова с очень короткой стрижкой. Худощавое лицо всегда хранило надменно-брезгливое выражение. Ледяные глаза и жесткие черты лица сразу вызывали желание обрядить их владельца в эсэсовскую форму, выдать монокль и хлыст, а потом с чистой совестью пристрелить. Общаться ни с кем Петер не желал категорически, друзей не заводил, жил в чисто вылизанной комнатке в общежитии один и целый день сидел в библиотеке, что позволило ему очень быстро стать круглым отличником. Но, даже получая пятерки и выслушивая похвалу от преподавателей, Лемке сохранял суровое и неприязненное выражение лица. Бедные педагоги потом только зябко поеживались после неприятных воспоминаний о встрече с этим снобом.

Понятно, что ни друзей, ни подруг у Петера не было, да и быть не могло. Даже на нашу королеву он смотрел с явной неприязнью и брезгливостью. Пару раз Юлька пыталась с ним поговорить, но Лемке — кстати, прекрасно знавший русский — сухо отвечал:

— Простите, я плохо понимаю по-русски, — разворачивался и уходил.

Юлька была раззадорена и решила проучить надменного сумрачного германского гения. Изобретательности ей было не занимать, к тому же Юлька отлично просчитала, что молодой мужчина, долго лишенный жизненно необходимого ему секса, при всем своем нордическом характере является, по сути дела, более чем легкой мишенью, поскольку «в связях, порочащих его, замечен не был» (и именно поэтому).

Значит, нужно было изобрести маневр и заставить немца сдаться на милость победительницы. Прямой штурм здесь не подходил в силу характера Лемке. И Юлька воспользовалась методой старой как мир, а потому исключительно надежной.

По утрам вначале у них шли общеобразовательные предметы, на которые собирался весь курс. Лекции читались обычно в больших поточных аудиториях на первом этаже, построенных в виде амфитеатра. Ступеньки шли сбоку и были довольно крутыми. Юлькину задачу облегчало то обстоятельство, что Петер всегда садился на первую парту прямо перед лекторской кафедрой и прилежно записывал все, что слышал, в промежутках сверля лектора неприязненным взором, будто подозревая его в заведомой дезинформации.

Во время перерыва Юлька стала спускаться по лестнице и, неожиданно подвернув ножку, обутую в изящную туфлю на очень высокой шпильке, грациозно упала на колено.

— О Боже! — заплакала Юлька. — Я сломала ногу! Помогите, Петер, прошу вас!

Злосчастный немец искренне удивился, но, как истинный ариец и мужчина, тут же поспешил на помощь женщине, попавшей в беду. Воспользовавшись ситуацией, Юлька обвила руками его шею и жалобно попросила отнести ее в медпункт. Побагровевший немец легко подхватил ее на руки и осторожно понес к врачу, сопровождаемый завистливыми взглядами однокурсников и молодого доцента: такую ношу каждый из них с удовольствием бы тоже отнес куда угодно (а лучше всего — в свою постель).

Хитрая Юлька, прильнув к груди немца, шептала:

— О, Петер, какое счастье, что вы такой сильный мужчина! Самый сильный из всех! Вы мой спаситель.

Бедный Лемке переливался всеми цветами радуги, явно, с одной стороны, испытывая невероятное раздражение от дурацкой ситуации, в которую был вовлечен нашей интриганкой, а с другой — как любой нормальный мужчина, получал удовольствие от того, что как настоящий рыцарь нес на руках даму, к тому же ну просто очень прекрасную. Под белоснежной Юлькиной блузкой, естественно, не было бюстгальтера, так что Лемке очень хорошо ощущал нежность и упругость того, что так украшает любую женщину и что так любит осязать каждый нормальный мужчина.

На подходе к медпункту Юлька с чувством глубокого удовлетворения убедилась, что руки нашего немца стали чуть влажными, а дыхание — неровным и учащенным.

В медпункте Петер бережно опустил свою драгоценную ношу на кушетку и, неловко потоптавшись на месте, сделал попытку уйти, но тут же был остановлен жалобным возгласом несчастной страдалицы:

— О, Петер, прошу вас, не уходите. Мне страшно без вас.

Лемке послушно остался. Потом его попросили отвести девушку домой, потом — родителей не было дома — помочь лечь ей в постель, а потом….

В общем, спустя два часа обессиленный, но счастливый немец лежал на смятых простынях и неумело улыбался, одной рукой лаская хрупкие плечи, а второй вытирая трудовой пот с сурового германского лика. Он явно пребывал в растерянности, не зная, что делать дальше. Но он попал в надежные руки. Юлька поцеловала его в жесткую щеку и попросила:

— Петер! Почитай мне, пожалуйста, стихи. Только по-немецки: мне очень нравятся звуки твоего языка.

Лемке с уважением поглядел на девушку и стал читать Гейне и Рильке.

Юлька положила голову ему на грудь и внимательно вслушивалась в незнакомый язык.

— Как красиво! — вздохнула она.

— Немецкий язык — язык ученых, философов и поэтов, — назидательно ответил довольный Петер.

— Ах! Как бы мне хотелось выучить этот язык, чтобы говорить с тобой о любви!

— Я научу тебя. Да. Научу. Это будет хорошо.

— Спасибо, милый. Но ведь ты, наверное, голоден?

— Ну…

— О, милый! Такой крупный и сильный мужчина, конечно же, всегда хочет есть! Пойдем на кухню, я приготовлю что-нибудь вкусненькое!

— Ты умеешь готовить?! — изумился Лемке.

— Да, милый, умею. И очень хорошо. Я ведь женщина.

— Да, — важно сказал Петер. — Любая женщина должна уметь готовить, ведь она — будущая жена и мать. Это ее долг.

— Ты абсолютно прав, милый, — поддакнула хитрая девица, всесторонне подготовившаяся к атаке. Она прочитала немало книг о ментальности славных поедателей колбасок. Лемке был обречен.

Она быстро приготовила несколько больших кусков жареной свинины, картофель и тушеную капусту. Все это было поставлено перед нашим героем вместе с большой кружкой пива. На мгновение бедному Лемке показалось, что он в раю. Впрочем, скажем честно: если любому мужчине после любви с красивой женщиной поставить такую еду, ему тоже покажется, что он на седьмом небе. Особенно если на тебя ласково смотрят милые глаза твоей подруги.

Лемке съел все предложенное, выпил кофе с огромным куском пирога, посмотрел на Юльку и нерешительно сказал:

— Может быть, я пойду…

— А ты не хочешь немного отдохнуть? Ты мог бы прилечь ненадолго.

— Ну…

— Пойдем, милый. Ты приляжешь и почитаешь мне стихи. Мне так нравится, как ты это делаешь! Да и все остальное тоже!

Отдых удался на славу. Лемке вышел из Юлькиной квартиры совершенно обалдевший, сытый, счастливый и готовый взлететь, как воздушный шарик. Около подъезда он настороженно посмотрел по сторонам, убедился, что вокруг никого нет, и скрутил несколько сальто, потом походил на руках, дважды прыгнул в высоту и для полного восторга завопил, как индеец сиу.