Предвидя возможное восстание, и собрались вечером 23 августа для принятия необходимых решений у губернатора лорда Госфорда главнокомандующий сэр Джон Кольборн[46], полковник Гор и полицеймейстер[47]Джильберт Аргал.

Индейцы называют всякое сужение реки, когда ее берега вдруг резко сближаются, словом «кебек» — отсюда и произошло название столицы, построенной на высоком мысе, выступающем над тем местом, где река Св. Лаврентия, расширяясь, образует нечто вроде пролива. Верхний город, стоящий на крутой горе, возвышающейся над рекой, Нижний город, вытянувшийся вдоль реки, где сооружены склады и доки, узкие улочки с дощатыми тротуарами, деревянные, в основном, дома, несколько строений без всяких претензий на стиль, дворец губернатора, здания почтового и морского ведомств, английский и французский кафедральные соборы[48], набережная — излюбленное место гуляний, крепость с довольно внушительным гарнизоном — таким представал в то время старый город, заложенный Шампленом, гораздо более живописный, чем современные города Северной Америки.

Из сада губернатора открывался прекрасный вид вдаль на реку, воды которой в низовье, разветвляясь, делились островом Орлеан на два русла. Вечер был чудесный; жара спала, и в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения норд-веста[49], столь опасного в другие времена года, когда он разгуляется в долине реки Св. Лаврентия. В сумерках парка залитая с одной стороны лунным светом высилась четырехгранная пирамида, возведенная в память англичанина Вольфа и француза Монкальма, которых в один день соединила смерть.

Вот уже целый час генерал-губернатор и трое сановников беседовали о серьезности ситуации, вынуждавшей их постоянно быть начеку. Брожение умов проявлялось слишком очевидно; следовало ожидать взрыва.

— Сколько людей в вашем распоряжении? — спросил лорд Госфорд у сэра Джона Кольборна.

— К сожалению, слишком мало, — ответил генерал, — даже если мне придется отозвать часть стоящих в графстве войск.

— Уточните, командующий.

— Я смогу выставить только четыре батальона и семь рот пехоты, так как из крепостных гарнизонов Квебека и Монреаля нельзя забрать ни одного солдата.

— Что у вас есть из артиллерии?

— Три-четыре полевых орудия.

— А из кавалерии?

— Только один пикет[50].

— Если потребуется распределить наличный состав по соседним графствам, — заметил полковник Гор, — этого будет явно недостаточно! Остается пожалеть, господин губернатор, что ваша милость распустили конституционистские союзы, сформированные лоялистами. Мы имели бы сейчас несколько сот карабинеров-волонтеров[51], помощь которых была бы весомой.

— Я не мог допустить организации этих союзов, — ответил лорд Госфорд. — Их соприкосновение с населением порождало бы ежедневные стычки, а мы должны избегать всего, что могло бы вызвать взрыв. Мы с вами сидим в пороховом погребе, хочешь, не хочешь — приходится ходить на цыпочках.

Генерал-губернатор отнюдь не преувеличивал. Это был человек большого ума и уживчивого нрава. Со дня своего прибытия в колонию он проявил много предупредительности в отношении французских колонистов, обладая, как отметил историк Гарно[52], «ирландской живостью характера, которая удачно сочетается с живостью канадской». Если мятеж еще не вспыхнул, то это была заслуга лорда Госфорда, привнесшего в отношения с подчиненными осмотрительность, мягкость, такт и справедливость. Как по своей натуре, так и по складу ума он был противником жестких мер.

«Сила, — повторял он, — подавляет, но не пресекает. В Англии что-то начинают забывать, что Канада соседствует с Соединенными Штатами, завоевавшими, в конце концов, себе независимость! Как я вижу, министерство в Лондоне жаждет воинствующей политики, а потому по совету комиссаров палата лордов[53]и палата общин[54]приняли большинством голосом решение о привлечении к суду депутатов оппозиции, о бесконтрольном использовании общественных средств, изменении конституции таким образом, чтобы удвоить в уездах число избирателей английского происхождения! Однако это отнюдь не свидетельствует об их мудрости. Как с той, так и с другой стороны может пролиться кровь!»

Действительно, этого приходилось опасаться. Последние меры, принятые английским парламентом, вызвали недовольство масс, достаточно было ничтожного повода, чтобы спровоцировать взрыв. От слов скоро могли перейти к делу. И в Монреале и в Квебеке вспыхивали стычки между реформистами и сторонниками англосаксонского правления — в особенности бывшими членами конституционистских союзов. Полиции стало известно, что в округах, графствах и приходах был брошен клич «К оружию!». Дело даже дошло до того, что кое-где вешали на виселице чучело генерал-губернатора. Надо было немедленно принимать меры.

— А Водрель не появлялся в Монреале? — спросил лорд Госфорд.

— Похоже, он не покидал своего дома в Монкальме, — ответил Джильберт Аргал. — Но его друзья Фарран, Клерк, Винсент Годж постоянно посещают его и поддерживают ежедневно связь с депутатами-либералами, в частности с адвокатом Грамоном из Квебека.

— Если вспыхнет мятеж, — сказал сэр Джон Кольборн, — то не останется никакого сомнения в том, что готовился он ими.

— А потому, приказав арестовать их, — добавил полковник Гор, — ваша милость, возможно, задушит заговор в зародыше?..

— Или, напротив, заставит его вылупиться раньше времени! — ответил генерал-губернатор. Затем, обернувшись к полицеймейстеру, спросил:

— Если не ошибаюсь, имена де Водреля и его друзей уже фигурировали во время восстаний тысяча восемьсот тридцать второго и тысяча восемьсот тридцать пятого годов?

— Так точно, — ответил сэр Джильберт Аргал, — по крайней мере, их участие было вполне вероятным, но прямых доказательств не хватило, и их невозможно было подвергнуть судебному преследованию, как во время заговора тысяча восемьсот двадцать пятого года.