от моей спальни. Стараясь двигаться бесшумно, я нырнула под лестницу, что вела на чердак, и замерла.

Только бы он не учуял мой запах.

Только бы не услышал дыхание.

Но, видимо, он был слишком зол, чтобы обратить на меня, скрывшуюся в тени, внимание. Резко открыл дверь в мою спальню, мгновение постоял, глядя внутрь. Потом сказал:

— Сейчас я закрою дверь ключом. Хочу, чтобы ты знала: это для твоего же блага. Для нашего блага. Если я буду тебе нужен, тебе известно, что делать.

Ага, позвонить в колокольчик и, как хорошая девочка, признать свою неправоту.

Сердце сжалось от боли. Я так его любила, так!..

И люблю до сих пор.

Но смириться с тем, что он сделал — не смогу.

Я до боли закусила губу, чтобы ненароком не выдать себя, и затаила дыхание. Послышался звук сначала закрывшейся двери, потом ключа, провёрнутого в замочной скважине.

Не сдержавшись, я судорожно вдохнула и в ужасе замерла, ожидая, что он сейчас заметит меня. Но ничего не произошло. Словно драконье чутьё предало его. Так и стоял перед дверью, прижавшись к ней лбом.

Всё стихло. Я всё ещё не шевелилась, ожидая, когда Кеннан уйдёт, и вздрогнула от неожиданности, когда он ударил кулаком по двери. И прошептал:

— Я люблю тебя, дурочка.

Прошептал так, что я ни за что бы не услышала, если бы была в своей комнате. И от этих слов снова болезненно сжалось моё сердце.

Шаги на лестнице отдалялись некоторое время. Хлопнула дверь. И больше я не слышала ни звука.

Интересно, куда он поселит Леону? Прислуга тоже не была готова встречать нового члена семьи, и комната была готова разве что гостевая. Должно быть, они сейчас будут вместе сидеть в гостиной. Кеннан — читая накопившиеся за время его отсутствие газеты, а Леона — глупо улыбаясь рядом с ним.

Всё это не укладывалось в голове. Почему он вообще посмотрел на неё? Кеннан всегда ценил ум и деятельность, а Леона создавала впечатление полной пустышки. Он не был склонен к тому, чтобы перебирать женщин, и даже со мной у него отношения завязались не быстро, хоть мы и жили под одной крышей и довольно много времени проводили вместе. А тут просто — раз! — и с полоборота ребёнок.

Может ли быть, что он обманывал меня всё это время? Возможно, уезжая на границу, он каждый раз встречался с нею у меня за спиной? Конечно, кто же выдержит несколько недель без женской ласки.

А я ему верила.

Всё это время верила.

Глупая.

Выждав несколько минут, я босиком, в одних чулках сбежала по лестнице и свернула в техническое крыло поместья, чтобы выйти из дома через чёрный ход. Адреналин бурлил в крови, заглушая боль. Свежий вечерний воздух наполнял лёгкие.

Что ж.

Свобода!

Когда я выбралась на дорогу, обогнув изгородь, на пригород уже опустились густые сумерки. Это не было большой проблемой, ведь дорогу к Элоизе я успела выучить, как свои пять пальцев: не так уж много здесь было дорог, а друг к другу в гости мы ездили как минимум раз в неделю. Но то обычно каретой или, в крайнем случае, верхом.

В том, чтобы передвигаться на лошадях была своя прелесть, которая неожиданно помогла мне справиться с хандрой после падения в озеро. С детства я боялась не только лошадей, но вообще всех животных, и Кеннану стоило немалых усилий уговорить меня приблизиться к красивой белой кобылке в яблоках по кличке Марго. Когда, спустя несколько месяцев, я освоилась и получала удовольствие даже от галопа, оказалось, что лошадь — это не только неплохой транспорт в условиях плохих дорог и маленьких расстояний, но ещё и близкое живое существо, которое всегда ответит тебе любовью на ласку.

Сейчас мне очень не хватало Марго. Да. она не смогла бы мне ничего ответить, но, по крайней мере, я могла бы высказаться, не опасаясь критики, и взамен получить только нежность. Почувствовать её всем телом, взобравшись на неосёдланную лошадь и опустившись на неё грудью. Обнять и просто замереть, слушая, как сверчки стрекочут в траве.

Последний раз оглянувшись на дом, который уже стал мне родным, невольно пересчитав окна, в которых виднелся свет зажжённых свечей, я поспешила по дороге. Пешком здесь чуть меньше получаса, но темнота сгущалось, и от этого было немного не по себе.

Возле перелеска большая дорога вильнула в сторону. Я замедлила шаг, опасливо глядя на тропу, ведущую сквозь перелесок. Потом в сомнении посмотрела на тракт. Будь со мной Марго, я бы без раздумий прошагала на ней сквозь темнеющий в сумерках перелесок, ведь она в любой момент может пуститься вскачь. Но сейчас в этой рощице чудилось что-то жутковатое и опасное. Тракт огибал рощицу, но по нему дорога займёт в три раза больше времени, чем если срезать через перелесок. Мы всегда так делали, если не использовали карету. Но то — днём и чаще всего — в сопровождении мужчин.

В конце концов, я сделала глубокий вдох и, пытаясь унять дрожь, пошла по тропке.

“Там нет ничего страшного, — твердила я себе. — Ты миллион раз ходила здесь, знаешь каждый пенёк и каждый куст. Сейчас их просто хуже видно.”

Однако, шаг всё равно ускорила, и двигалась так быстро, как только могла. Спустя несколько минут перелесок начал заканчиваться, и впереди забрезжил слабый свет ещё не до конца стемневшего неба. Какая-то необычная весёлость, даже радость охватила меня от осознания, что это страшное место осталось позади.

Осталось совсем немного, до поместья, где жила Элоиза, было уже рукой подать. Она точно меня приютит, обогреет, выслушает, и наверняка с ней можно будет хотя бы обсудить ситуацию, хоть она и будет скорее всего на стороне родного дяди…

Мои размышления резко прервались, потому что позади послышались чьи-то шаги. Я испуганно обернулась. Сердце забилось так сильно, что если бы не стрекотание сверчков, его наверняка было бы слышно.

До выхода на тракт осталось совсем недалеко, и я ускорила шаги настолько, насколько это было возможно. Шаги за спиной ускорились тоже и, казалось, приближались. Я сорвалась на бег. И шаги за спиной — тоже.

Платье мешало бежать, широкая юбка болталась из стороны в сторону и цеплялась за кусты. С ним можно было попрощаться.

Я подхватила юбку, пытаясь бежать ещё быстрее. Совсем ведь близко уже!

И когда я была уже на тракте, кто-то сбил меня с ног.

Я больно ударилась коленкой и разодрала локоть, упав на небольшую кучку мелких острых