— Ничего.

— Скверно.

— Я именно это и хотел сказать.

Мы снова замолчали. Эбби долго рассматривала обгрызенный ноготь, а потом наконец взглянула на меня:

— А Орегон?

Медицинский центр Орегонского университета занимался разработкой новой методики, которая позволила бы бороться с раком на клеточном уровне. Революционное средство. Мы несколько месяцев держали с ними связь и надеялись, что нам позволят поучаствовать в испытаниях. Вчера они наконец установили параметры исследований. Поскольку изначально у Эбби были поражены органы деторождения, она им не подходила.

Я покачал головой.

— А они не могут сделать исключение? Ты спрашивал?

Все, что я мог, это сидеть и ждать. Я держал жену за руку, кормил ее супом, купал, причесывал, но спасения не было. Не важно, сколько сил я прикладывал.

Мне хотелось вернуться в прошлое. Победить рак. Разодрать врага на тысячу кусочков, втоптать в землю, стереть в порошок, навсегда изгнать память о нем с нашей планеты. Но это невозможно. Враг не показывает лица. Трудно убить то, чего не видно.

— Да.

— А доктор Андерсон?

Я не ответил, и Эбби переспросила. Я прошептал:

— Они позвонили и… им нужно еще две-три недели на принятие решения. Эта, как ее… — я щелкнул пальцами, — контрольная комиссия отчего-то не могла собраться. Кто-то из врачей в отпуске…

Я отвел взгляд и покачал головой.

Эбби закатила глаза.

На столике возле кровати лежал сложенный втрое листок из блокнота. С одной стороны он весь был исписан почерком Эбби. Рядом ждал чистый конверт, придавленный серебристой ручкой вместо пресс-папье.

Эбби долго молчала, любуясь гаванью. Потом спросила:

— Когда ты спал в последний раз?

Я пожал плечами.

Она прижалась ко мне, заставив откинуться назад, и опустила голову на мое плечо. Когда я открыл глаза, было три часа утра.

Шепот Эбби нарушил тишину.

— Досс… — Ночнушка съехала с одного плеча. Новое напоминание о том, чего я лишился. — Я долго думала…

По булыжной мостовой перед домом проехала запряженная лошадью повозка.

Я не мстителен. Меня трудно разозлить, и я медленно накаляюсь. Чего-чего, а терпения мне хватает, как и всякому астматику. Возможно, именно поэтому я был хорошим речным гидом.

Эбби смотрела на газетную вырезку в рамочке на стене, пожелтевшую от солнца.

Это случилось полгода назад. Чарлстонская газета опубликовала несколько историй о местных знаменитостях и их новогодних обещаниях. Редактор решил, что это подхлестнет остальных. Позже позвонили из редакции и попросили разрешения взять у Эбби интервью.

Репортер приехал к нам, и мы сидели на крыльце, наблюдая за отливом. Держа ручку наготове, он ожидал, что Эбби поведает ему нечто фантастическое. Ответы удивили его. Он откинулся назад, перечитал написанное и перевернул страницу.

— Но…

Она склонилась к репортеру, заставив его отодвинуться.

— Вы когда-нибудь видели начало мультика про Джетсонов?

Он удивился:

— Да, конечно.

— Помните, как Джордж и Астро вскакивают на ленту транспортера?

Репортер кивнул.

— Вот на что походила наша жизнь в течение четырех лет, — Эбби постучала по блокноту. — Этот список — моя попытка оборвать поводок.

Он пожал плечами:

— Но здесь нет ничего…

— Необычного? — подхватила Эбби. — Я знаю. В общем, все они абсолютно естественны. В том-то и дело. «Норма» для нас ушла в прошлое. — Она взглянула на меня. — Последние несколько лет заставили меня забыть о необычном. — Она надела солнцезащитные очки. Журналист смотрел на нее не отрываясь. Эбби вздохнула и продолжила: — Сначала ты барахтаешься, пытаясь удержать голову над водой, а потом вдруг понимаешь, что тебе на самом деле дорого. Этот список — мой способ борьбы. Вот и все. Я не собираюсь покорять Эверест, бегать с быками в Памплоне или путешествовать вокруг света на воздушном шаре.

Она села и вытерла слезы. Помолчала. Журналист выглядел взволнованным.

— Я хочу… — Эбби сжала мою руку, — хочу сидеть на пляже, пить коктейль, украшенный маленьким зонтиком, и болтать о том, что у соседей на кухне цвета не гармонируют. — Она ненадолго задумалась. — Еще мне бы хотелось сделать «мертвую петлю» на старом самолете.

Репортер озадаченно уставился на нее:

— Что-что?

Эбби описала широкий круг рукой в воздухе.

— Ну… «мертвую петлю».

— Можно добавить это в список?

— Да, — сказал я.

Эбби называла это не «обещаниями», а «пожеланиями» на грядущий год. Что-то в них затронуло душу читателей. Возможно, простота. Глубочайшая искренность. Не знаю. В течение пяти месяцев Эбби получала множество писем и откликов на сайте. Желая напомнить ей о том, о чем она некогда мечтала и на что надеялась, я вставил статью в рамочку и повесил рядом с кроватью. Единственная проблема была в том, что в начале года нам слишком многое пришлось пережить, и мы не вычеркнули ни единого пункта. Эбби указала на газетную вырезку:

— Дай-ка ее сюда.

Она стерла пыль подолом рубашки, взглянула на свое отражение, отодрала картонку с задней стороны и вытащила газету из-под стекла. Улыбаясь, Эбби перечитала статью и покачала головой.

— Я все еще не разучилась желать…

— Я тоже.

Она снова легла.

— Хочу кое-что подарить тебе. На нашу годовщину.

— Пятью месяцами раньше?

— Удивительно, что ты вообще помнишь дату.

— Мне ничего не нужно.

— Тебе понравится.

— Я ничего не хочу.

— Это именно то, о чем ты думаешь.

— Милая…

— Досс Майклз. — Эбби притянула меня ближе. — Я не собираюсь дарить тебе это здесь. Ничего подобного.

Она отвела волосы с моего лица и сделала игривую гримаску.

— Ни за что.

Видите? Все годы, что я ее знал, Эбби демонстрировала некую черту характера, которую я никак не мог определить. Слово все время вертелось на кончике языка, и мне не удавалось выпустить его на волю. Но если слова от меня ускользали, то смысл — нет.

Я запротестовал:

— Но…

— Не здесь.

Бесполезно спорить с Эбби, когда она начинает так говорить. Больная или здоровая. Хотя Эбби со мной не соглашалась, но она унаследовала это от отца. Единственным возможным ответом было «да, мэм». Странно, каким образом два слова могут изменить тебя навсегда. Я положил газетную вырезку на одеяло перед ней.