мне названивать за это время, отчаялась. Завалился в так называемый свой «новый дом», в квартиру, отстроенную для нашего гребанного «семейного гнездышка»… Туда, где я был от силы раз еще до встречи с Бэллой и куда Милена ни в какую не могла меня затащить на стадии ремонта, обижаясь всякий раз, что я говорю ей, что мне плевать, какого цвета будут стены в коридоре и как будет стоять диван в гостиной.

Я не говорил с ней. Просто поставил раком над столом в кухне и жестко трахнул без прелюдий. Она была девственницей. Ей было больно. Я помню это по ее плачу, мольбе, по количеству крови. Но мне было наплевать… Я ничего не чувствовал. Делал это автоматически, а в голове вибрировала лишь одна фраза: «Сука Бэлла, сука… Я смогу без тебя… Я буду без тебя… Обязательно буду»…

И был жалким в собственных глазах. Потому что уже тогда знал, что не смогу.

Я не чувствовал на своей голой груди пальцы моей жены, которая льнула ко мне, дрожа и превозмогая боль в тот же вечер, когда мы легли в наше «семейное ложе». Я вообще ничего с ней не чувствовал. Словно рядом была не живая женщина, а кукла.

– Мне было с тобой очень хорошо… – говорила она тихо, борясь с подступающими слезами.

А я даже смотреть на нее не хотел. Тошно было. Курил сигарету за сигаретой.

– Не пизди… – выдохнул с очередной струей дыма.

Встал. Натянул джинсы и в тот вечер в первый раз поехал в отель – жарить какую-нибудь шлюху.

Так и жили… Милена имитировала оргазмы, а я – семейную жизнь. Я продолжал время от времени, в перерывах между сексом с бл…дьми, сношать свою жену – только потому, что хотел доказать Ей, живущей где-то там, далеко и счастливо, нежно смотрящей на своего мужика, улыбающейся ему так же, как улыбалась когда-то мне, что у меня тоже все хорошо…

А потом родилась Кира. Это было неожиданно и… странно. Даже когда Милена ходила с животом, я не мог понять, почувствовать, что у меня будет ребенок… До меня попросту не доходило это осознание. Я ничего не ощущал… Не чувствовал ничего, когда взял маленький черный орущий комочек в роддоме. Не чувствовал в первый год, когда жена сходила с ума от бессонных ночей и перманентного крика ребенка, а я сваливал из дома на недели, чтобы только держаться подальше от этого стрессняка… А потом вдруг эта маленькая девчонка со смешными кудряшками протянула ко мне свои ручки и сказала нежным голоском «папа»… И внутри, наконец, что-то потеплело… Любовь накрыла… Привязанность, нежность… Я стал, наконец, проводить больше времени дома. И теща с триумфально-важным видом смотрела на меня, а в глазах читалось «ну вот, я же говорила. Страсть пройдет, а семья останется». Ни х…я она не знала… Всякий раз, когда я смотрел на Киру, мое сердце, помимо прочих чувств, обливалось кровью и болью, потому что у моей дочери не было Ее глаз, Ее улыбки, Ее волос… Это больно… Это, сука, очень сильно больно – вот так жить воспоминаниями и сожалениями о другой.

Наврал самому себе, что она – ничто… Мираж… Что ее никогда не было… Это просто сон… Мне снова на какое-то время удалось как-то жить… Я ушел с головой в работу. Мне фартило и перло в бизнесе. Сам не понял, как быстро и беспроблемно я так высоко поднялся. Пусть и при поддержке Эльдара и Капиева, но все же на каком-то этапе отрицать то, что я пошел намного дальше их и выше, что открыл двери, которые перед ними в силу определенных обстоятельств и их темного полукриминального прошлого были закрыты, нельзя… Ученик превзошел учителей. И они, казалось, этим даже гордились.

Все снова полетело к чертям месяц назад, когда я был в Венеции. Приехал на Биеннале современного искусства. Мы снова взяли несколько крупных тендеров, на этот раз на редизайн. Крайне интересная тема, в которую я только входил. В Москве удалось выкупить два крупных заброшенных завода. Локация – супер. Центры современного искусства, фуд-корты, лофты… Все это было уже заезжено, избито… Я хотел большего. Меня позвали пообщаться по моим задумкам «на полях» мероприятия с несколькими интересными специалистами в сфере редизайна. Идея была в том, чтобы заманить в проект несколько громких имен в мире дизайна и на этом выстрелить. Мне было не жаль денег даже на самые рискованные проекты. Такие инвесторы обычно манят талантливых. Идеальный симбиоз искусства и бабла.

После серии встреч, накануне вылета обратно, я все же решил посвятить немного времени себе. Отпустил помощников, переоделся в неформальную одежду и отправился просто погулять вечером по выставке самостоятельно. Давно так не делал. Власть заставляет нас обрастать пафосом и делает нас грузными и неповоротливыми.

Я помню то самое ощущение… Падающего в обрыв поезда… И я за рулем…

Она была там… Я понял это не сразу. Сначала почувствовал дикий укол в сердце. Словно бы действительно взяли шприц и всадили иголку внутрь… А потом почувствовал, как все перед глазами рассыпается на осколки. Бэлла была не одна. С ней рядом шли какие-то великовозрастные тетки, с которыми она свободно говорила на французском, нежно улыбаясь и комментируя экспонат за экспонатом. Я оторопел, завис на ней… Словно был не в этом мире, словно растворился в воздухе… Я жадно вглядывался в ее лицо… Изучал ее красивое тело, обретшее с годами еще больше женственности… Бэлла была ошеломительно красива. Била под дых… Не знаю, может быть, только для меня. Да, нет, не только для меня… Она всегда была красивой, и все эту ее красоту видели.

Когда она оказалась неприлично близко, дернулся… Понял, что не могу, просто не могу сейчас с ней встретиться. Я был не готов к этому нокауту… Не знал, что делать, как себя вести… Как ошпаренный выскочил быстрее наружу. Помнил, как стоял у Гранд-Канале, отойдя от места проведения Биеннале на безопасное расстояние, и дышал… Жадно, с одышкой, полной грудью… Впервые за эти семь лет я смог дышать полной грудью… Впервые почувствовал себя живым. Опустил зачем-то глаза на свои руки и только сейчас обратил внимание на шрамы на костяшках пальцев от когда-то разбитого мною стекла в аэропорту. В тот момент я и понял, что Бэлла вернется в мою жизнь. Я ее верну… Чего бы это мне ни стоило и что бы она сама ни думала на этот счет. Она должна мне…