Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вижу, ты простудилась. Конечно, сидеть ночью в саду без шали…
Сильвия хотела надеяться, что мачеха ошибается, но сегодня с утра горло у нее действительно побаливало, а от мысли о еде становилось противно.
– Нет, что мне с ней делать, Чарльз? – со вздохом обратилась герцогиня к мужу. – Вчера она с каждым партнером танцевала всего по одному разу. Разве после такого можно на что-то надеяться?
– Наверное, ты права, дорогая. – Герцог отодвинул стул и встал из-за стола. – Прошу прощения, мне нужно заняться почтой.
Герцогиня помахала рукой.
– Я велела Карлтону принести все письма сюда в столовую.
Герцог, за завтраком почти не проронивший ни слова, с обескураженным видом снова сел.
И тут, как по команде, открылась дверь и в столовую вошел Карлтон с подносом, на котором лежала утренняя почта и нож для разрезания конвертов.
– Ваша светлость, – сказал он, выкладывая большую часть писем на стол перед герцогом, после чего направился к герцогине.
Герцог смерил мрачным взглядом стопку писем, взял одно, прочел, бросил обратно и выбрал другое. Вскрыв конверт, он воззрился на него, не доставая письма.
Сильвия следила за отцом с волнением.
Ее светлость тем временем взяла открытку, которая пришла на ее имя.
– От леди Фрамбери! – воскликнула она. – Она уже уехала на Ривьеру и пишет, что там чудесно. Может, и нам стоит туда поехать на Пасху?
Герцог, похоже, не услышал ни единого слова. Он положил второй конверт на стол рядом с тарелкой, взгляд его сделался отрешенным.
– Ты меня слышишь, дорогой? – спросила герцогиня.
Его светлость с отсутствующим видом посмотрел на жену.
– Ты что-то сказала, дорогая?
– Я сказала, может быть, нам стоит съездить на Ривьеру в этом году пораньше.
– Я думаю… – медленно произнес герцог. – Лучше не стоит. Дело в том, что… нам придется отказаться от нашего дома там.
– Отказаться? – ошеломленно повторила герцогиня. – Но почему?
Герцог поднял стопку писем и высыпал их на стол.
– Вот почему. Счета. Счета. Еще счета. У меня просто не хватит денег их оплатить. Лучше вам об этом узнать до того, как к нам придут судебные приставы.
Герцогиня побледнела.
– П… приставы?
– Папа, вы это серьезно? – тихо произнесла Сильвия.
– Да, моя дорогая. Мы потратили много денег на нашу… лондонскую жизнь, пока землей у замка никто не занимался. Поля, скот – все заброшено. Я так и не заменил управляющего, который собирал с фермеров ренту. Мы живем не по средствам, и теперь, если не затянуть потуже пояса… меня признают банкротом.
– И кто в этом виноват? – вскричала герцогиня. – Кто проиграл тысячи… да, тысячи за карточным столом в Монте-Карло?
– Я виноват, – печально согласился герцог. – Но… подумай обо всех этих балах и приемах. О поездках по всем модным курортам Европы. Одни платья обошлись нам в целое состояние.
Герцогиня расплакалась:
– Теперь ты будешь винить меня в том, что я пыталась найти мужей твоим собственным дочерям?
– Тише, дорогая, тише. Ты была превосходной матерью моим девочкам.
– А как же твоя любимица Сильвия? – шмыгая носом, спросила герцогиня. – Как мне выдавать замуж ее, если я не могу лишнего пенни потратить?
Лицо герцога на миг исказилось гримасой такой боли, что Сильвии стало не по себе. Она быстро встала и подбежала к отцу.
– Не расстраивайтесь, папа, мне не нужны модные туфли и шляпки. Я могу и в следующем году походить в платьях этого сезона. И я правда не расстроюсь, если буду не так часто бывать на балах.
Отец взял ее руку и приложил к своей груди.
– Храни тебя Господь, милая.
– Нет, она невыносима! – вскрикнула мачеха Сильвии. – Она умрет старой девой, и не из-за того, что мы недостаточно старались. Что дальше? Она не захочет праздновать выход в свет?
– Я и не хочу, – твердо произнесла девушка.
Тут уж и герцог не выдержал и покачал головой.
– Это нужно сделать, милая. Каждая юная леди должна отпраздновать свой первый выход в свет. Просто бал нельзя давать здесь, вот и все.
– Где же его давать? – удивилась герцогиня.
– Как где… в замке Белэм, разумеется, – ответил герцог.
Сильвия ахнула. О возвращении в дом, где прошло ее детство, она и мечтать не смела.
Герцогиня же пришла в ужас.
– В замке Белэм? С таким же успехом можно давать бал на луне. Кого там приглашать? Краснолицых сквайров, да? Пахарей? Нет-нет, я не пойду на это.
– Дорогая супруга, – устало промолвил герцог, – как тебе известно, я человек мягкий и редко настаиваю на своем. Но я должен тебе сказать, что я продал все свои акции и облигации, чтобы устроить свадьбы Эдит и Шарлотты. Знаю, я вел себя опрометчиво и вины своей не отрицаю, но это не меняет сути – у нас нет денег. Мы откажемся от этого дома, пока положение не улучшится. Нам придется переехать в замок, потому что жить в деревне намного дешевле.
– Я не смогу там жить! – воскликнула герцогиня, потом вскочила, прижала платок к губам и, обливаясь слезами, бросилась вон из комнаты.
Герцог с жалким видом обмяк.
– Милая Сильвия, что же я натворил?
Девушка не слышала его слов. В груди у нее колотилось сердце, в голове песней звучали слова: «Я еду домой. Наконец-то я еду домой».
Спустя две недели, когда их лондонский дом был закрыт и большинство слуг отпущено, герцог, герцогиня и Сильвия выехали в деревню.
Когда их поезд остановился в городе Норидж, карета семейства Белэм уже ждала их на вокзале.
Вид кареты поверг их в ужас. Оси заржавели, бока облепила грязь. Герб на двери так истерся, что и не разглядишь. Кучер мало того, что был не в ливрее, так еще и сидел один, без грума.
Герцогиня надула губы, но сумела промолчать.
Герцог, осмотрев карету, попытался разрядить обстановку:
– Покрасить – и будет как новенькая.
Сильвии было жаль отца, но ее захлестывало счастье от осознания того, что скоро она окажется в милом сердцу замке.
Девушка без сожаления покинула дом в лондонском районе Мэйфер, где жила последние восемь лет. В этих забитых ненужной мебелью комнатах она никогда не чувствовала себя дома. Отец слишком сильно любил герцогиню, чтобы сомневаться в ее вкусе, несмотря на то что она без тени сомнений велела оклеить комнату оливковыми обоями и поставить в нее диваны с клетчатой обивкой.
Сильвии, конечно, было грустно расставаться с некоторыми слугами и с Тилли, обитавшим на кухне котом, который был отличным мышеловом. Ей даже было грустно расставаться со старшими сестрами. Те долго лили слезы, когда герцогиня рассказала им о неожиданных финансовых неприятностях, постигших семью. Они умоляли герцога не хоронить себя заживо в замке Белэм, но их мужья, лорд Россингтон и герцог Крейнли, оба рассудительные и дальновидные, втайне были этому рады. Им не хотелось содержать лондонский дом Белэмов из собственного кармана. Оба зятя герцога Белэма говорили женам, что его светлость принял правильное решение.