Высоко в небе тихая тень летела на фоне звезд.

Девушка была молода, совсем еще подросток. Звали ее Аналинна. Она была пастушкой и спешила сейчас на свидание с парнем из Кейп Бейджа, подмастерьем кузнеца по имени Тобен, которого встретила, когда отец послал ее отнести в город шерсть. Аналинну пленили его карие глаза и ласковые речи, и они сговорились встретиться на перекрестке и оттуда отправиться в заброшенную перегонщиками скота хижину.

В небе над девушкой невидимая тень росла, черным облаком приближаясь к цели.

Дорога повернула за последнюю каменную россыпь, и Аналинна увидела впереди перекресток. Тобена не было. Она помедлила, не зная, что делать, затем медленно подошла к указателю, который стоял, немного накренившись, укрепленный у основания камнями. Две серые потрескавшиеся доски, похожие на костлявые пальцы, показывали направление. Левая — на Кейп Бейдж, туда, где крепко спал, умотавшись за день, Тобен. Второй палец вытянулся в сторону Лестницы Лета, места совета городских старейшин. Но сейчас было слишком темно для того, чтобы прочитать, что на каком было написано.

Пока девушка стояла в нерешительности, откуда-то сверху налетел порыв ветра, подняв облако пыли. Аналинна, едва сдержав чих, подняла глаза вверх. Она не увидела ничего, только уловила едва слышный звук, чем-то напомнивший ей кузнечные мехи, которыми Тобен раздувал горн в кузнице, только этот звук был сильнее.

Девушка обернулась пару раз, осматривая небо и землю. Луна ушла, и высокие облака закрывали звезды. Становилось все темнее, слишком темно даже для того, чтобы разглядеть дорогу. Внезапный страх такой силы, что она не могла бежать, овладел Аналинной. Она стояла на перекрестке, не дыша, слушала, ждала.

Звук кузнечных мехов послышался снова, теперь гораздо громче. Секундой позже ветер, сильный, как выдох самого Осеннего Старика, сбил ее с ног и распластал по земле. Указатель на перекрестке покачнулся, пыль и песок забились Аналинне в глаза. Она, пошатываясь, поднялась на ноги и бросилась бежать.

Девушка бежала в слепом ужасе, не разбирая дороги. Нечто невидимое и огромное пролетело над ней в темноте. Его присутствие наполнило холмы дыханием страха. Аналинна, слишком напуганная, чтобы кричать, бежала до тех пор, пока не упала, споткнувшись о гнилое бревно.

Она снова услышала этот звук, на этот раз еще ближе. Теперь он был больше похож на хлопанье сильных крыльев, только Аналинна не знала ни одной такой огромной летучей твари. Она попыталась закричать, позвать отца в безумной надежде, что он как-нибудь да услышит ее, придет и спасет. Но еще до того, как успела произнести его имя, она задохнулась от напора ветра, и нечто оторвало ее от земли.

Хлопанье крыльев медленно стихло вдали, на возвышенности снова воцарилась тишина. Как умирающая птица, лоскут зеленого плаща спланировал на ветру и упал в самой середине перекрестка.

Свежее весеннее утро наполнило радостным щебетанием птиц Спинделейнский лес, раскинувшийся в низине под уступом высокого плато. В глубине леса, там, где деревья разрослись ввысь так, что дотягивались верхушками до самого края плато, стоял большой старый дом. Стены его были сложены из камня и дерева, а тростниковая кровля потрепана ветром. Задняя стена дома была встроена прямо в полый ствол одного из самых больших в лесу деревьев. Мимо дома текла речушка, вращающая колесо водяной мельницы с успокаивающим мерным плеском.

Эмсель вышел из дома с корзиной в руках, чтобы закопать на перегной мусор в саду. Он сел на рассохшуюся от времени старенькую скамейку и глубоко вздохнул, глядя, как облачко пара застывает в морозном утреннем воздухе. Он любил немного посидеть утром на скамейке у дома, слушая, как поворачивается в воде колесо и как поют птицы.

Эмсель был крепким жилистым человеком маленького роста, с копной седых волос под мягкой шляпой, одним из тех людей, чей возраст трудно определить, — ему можно было дать от тридцати до пятидесяти. Он был одет в коричневые брюки и свободную зеленую куртку с множеством карманов. В карманах чего только не лежало: записная книжка из пергамента в кожаном переплете, самим Эмселем изобретенное перо с запасом чернил, магнит, маленький молоточек для откалывания интересных образцов породы, сачок для ловли насекомых и очки, тоже им самим сконструированные. Эмсель считал, что нужно быть готовым ко всему.

Он жил один в этом старом доме, в стороне от города и прочих соседей, и был уверен, что в его жизни есть все, что нужно. Для человека его склада, с неуемной тягой к знаниям о природе и многочисленным исследованиям, такая жизнь казалась самой что ни на есть подходящей. Эмсель был хорошо приспособлен к такой жизни, хотя некоторые его привычки могли бы показаться несколько эксцентричными — например, для стирки он привязывал белье к лопастям водяной мельницы и разговаривал сам с собой вслух.

Именно этим он теперь и занимался. Он потер висок костяшками пальцев и задумчиво осмотрелся.

— Так, ну и что у нас сегодня намечено?

Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, затем вздохнул, сдаваясь, и вытащил записную книжку из одного из карманов.

— Ага, — сказал он, посмотрев на мелко исписанную страничку.

Затем он встал и направился к полянке, где у него была разбита опытная делянка. Там росли редкие и необычные растения. Эмсель остановился около одного и стал его пристально разглядывать. Это был куст, покрытый выпуклыми узловатыми черными стручками. Эмсель аккуратно оторвал один из них от основания, от чего стручок вдруг взорвался, распространив вокруг сильный, но довольно приятный цитрусовый запах, напомнивший Эмселю о цветках гладкокожих персиков. Приятно удивленный, Эмсель понюхал стручок еще раз, а затем сорвал еще несколько таких же и пошел обратно в дом.

В мастерской Эмсель внимательно осмотрел стручок, затем вытащил из кармана записную книжку и сделал запись. Мастерская была просторной и хорошо освещенной, с низким балочным потолком. Несколько полок вмещали самые разнообразные предметы: книги, свитки, пергамент для письма и рисования, большую коллекцию костей, глиняные банки с сухими травами и жидкостями. Еще там стоял огромный рабочий стол с множеством инструментов. Другие инструменты, от садового инвентаря до астролябии, стояли в углах или были привешены к потолочным балкам. Свитки и незаконченные работы были разбросаны по всей комнате — Эмсель не был силен в поддержании порядка.

Он положил стручки в карман, чтобы подумать о них позже, и занялся проверкой кипящих жидкостей в перегонных кубах и выверением пропорций различных компонентов.

Обычно Эмсель мог провести так весь день, но сегодня работа в лаборатории не спорилась. Он ощущал некое смутное беспокойство, его дом, обычно такой уютный и безопасный, казался ему тюрьмой. Он выглянул из окна, посмотрел на верхние ветки дерева, чуть раскачивающиеся на ветру, и немедленно принял решение. Сегодняшний день он проведет на улице. Он, пожалуй, разрешит себе развлечься и даже назовет это работой: он возьмет свое последнее изобретение, Крыло, на Верхний перевал и проведет день, исследуя тайны полета.