– Сундук мы в прошлый раз так и не открыли, не успели. Давай сегодня, а?

Вовка снимает со стены связку, начинает подбирать ключ к сундуку, постукивает по замку, некоторые ключи разглядывает пристально, в другие свистит.

– И что же вы там читаете? – спрашиваю я.

– А, всякое… – Вовка пробует очередной ключ. – Про выживание разное, про мутантов… Про краеведение. Но это я только, остальные это не очень любят, конечно.

– Про оружие в краеведческих книгах написано? – улыбаюсь я.

– Не, в краеведческих про краеведение. Почему реки так называются, где раньше дороги проходили, про монастыри. А оружие это где про ядерную войну.

– Про ядерную войну?

– Угу.

Вовка подбирает ключ, замок щелкает, Вовка отскакивает, настороженно смотрит на меня.

– Сундук, – говорю я. – Еще твоему… прапрадеду принадлежал. Он его сам, кажется, и сделал.

– Обычный? – подозрительно спрашивает Вовка.

– Самый что ни на есть.

– Ага… Я читал, есть такие сундуки… Хитрые. Сундуки-убийцы, короче. Ты его открываешь, а оттуда стрела отравленная. Или дротик. Или механический скорпион. Мера предосторожности от кладоискателей, так вот.

– Этот без дротика, – уверяю я.

Вовка возвращается к сундуку, подцепляет за ручки крышку, толчком, по-штангистски выбрасывает ее вверх, откидывает к стене.

– Ого!!!

Вовка произносит это «ого» с таким восхищением, что у меня возникают подозрения, что содержимое сундука каким-то чудом подменили, и теперь вместо старого барахла там лежат каперские сокровища.

– Да…

Он вытирает руки о штаны и достает ремень.

– Твой?

– Кажется…

– Военный?

– Ага.

На самом деле ремень не военный, им я обзавелся уже сильно после, не могу понять, отчего я его не выкинул… Хотя раньше вообще мало вещей выкидывали.

– Со звездой, как надо… – Вовка придирчиво изучает зелень, поселившуюся на бляхе, недовольно морщится. – Нужно пастой почистить…

Он надевает ремень. В свое время я наделал в нем дополнительных дырок почти до половины, отчего ремень оборачивался вокруг меня ровно два раза. Удобная была вещь, особенно спать хорошо – затянешь поплотнее, на пузо под пряжку тетрадку засунешь – и есть ночью вроде как неохота.

Застегивает пряжку на последнюю дырку, и подсовывает под ремень руки.

– Ничего лямка, – говорит он. – Сколько лет, а как новенький, даже не протерся. А мне мама купила – так через два месяца порвался… А правда, что на ремне бритву раньше точили? В кино показывают.

– Можно и на ремне. Но у меня брусок особый был.

– Ясно…

Достает побуревшую от времени матерчатую сумку, не открывает, изучает так, ощупывает.

– Противогаз, видимо… Точно, противогаз…

Вытряхивает маску, жестянку фильтра, трубу, похожую на кишку.

– Так… Газы!

Натягивает маску, открывает клапан фильтра, смотрит на меня, машет руками. Противогаз ему велик, само собой.

– М-ж-м-щ! – мычит Вовка.

Он сует мне телефон, показывает кнопку, куда нажимать. Мобильник издает звук затвора. Щелк. Вовка показывает палец, я щелкаю еще раз.

Сдергивает противогаз.

– Потом на «кэнон» еще сфоткаемся? Только на твой, полноматричный, ладно?

– Ладно, – соглашаюсь я. – Зачем только?

– Ну, просто, пригодится. Я потом фоном биохазард прифотошоплю, – объясняет Вовка, – а у Крупнова «Калаш» возьму, «ММГ», конечно. Нормально получится. А если по настоящему, то размерчик не мой. Велик, в реале в таком не продержаться. Но если надо, я могу через Интернет заказать хорошие английские маски, если интересуешься?

– Да нет, не интересуюсь. Я в ядерную войну не очень… верю.

– Ну, не обязательно это будет война, – наставительно говорит Вовка. – Все может случиться. Крушение состава с хлором, к примеру.

– Это да, – соглашаюсь я. – Крушение запросто. Только железной дороги у нас не проходит.

Вовка секунду думает, потом говорит:

– Подводная лодка может на отмель выброситься. Атомная. А там утечка радиации, или биологическое оружие еще лучше.

– Тогда конечно, – соглашаюсь я. – Пожалуй, ты на самом деле закажи.

Вовка деловито карябает в телефонной напоминалке, теперь у меня будет отличный английский противогаз. На случай атомной подводной лодки.

Отечественный противогаз Вовка умело сворачивает и прячет в сумку.

– А это что?

Вытаскивает из сундука вишневый футляр.

– Погоди! Погоди! – он машет рукой. – Угадаю! Это старинный… миксер?

Миксер. Я это слово первый раз в восемьдесят втором услышал, когда старший из ГДР вернулся.

– Нет? – Вовка стучит по футляру. – Не миксер… Арифмометр?

Арифмометр, конечно, мечта, прошлым летом в Костроме. Торговые ряды, лавка «Сусанин», Вовка увидел прибор с блестящими цифрами, рычажками и колесиками и мигом опознал в нем дифференциальную машину, чем крайне заинтересовал продавца, началась беседа о малознакомых мне вещах: о стимпанке, об альтернативной истории и о преимуществах немецких металлоискателей перед японскими. Разговор знатоков закончился приобретением менее дорогого механического шагомера, но арифмометр из Вовкиной памяти не стерся, придется подарить на день рождения.

Зачем ему арифмометр? Я в его возрасте мечтал о велосипеде… Впрочем, велосипед у Вовки уже есть. И компьютер. И вертолет на радиоуправлении. И робот-собака, она понимает команды, приносит тапочки и поет протяжные корейские песни.

Арифмометра нет.

– Это не арифмометр, – говорю я.

Вовка бережно потряхивает футляр.

– Тогда, наверное, фотоаппарат. Ты ведь и раньше фотографией увлекался, наверное, это твой?

Вовка открывает футляр, достает аппарат.

– Weltix, – читает название. – «Уилтикс»? А если немецкий то «Велтикс» Трофейный?

Вовка рассматривает аппарат с разных сторон.

– Так там пленка вроде бы. Это еще военная?

У меня догадливый правнук.

– Ого! – Вовка бережно ставит аппарат на стол. – А почему не проявишь? Там же, наверное, снимки важные. Можно было бы напечатать…

– Она засвечена.

Я сдвигаю замок, поднимаю заднюю крышку. Коричневая пленка, сильно смятая. Тридцать шесть кадров.