«Жил плебей по имени Луций Виргиний. Он был одним из лучших воинов в Риме и командовал центурией в одном из пяти легионов, участвовавших в Эквинской кампании. У него была дочь Виргиния, самая прекрасная девушка в Риме, обрученная с бывшим трибуном Луцием. (Луций был сыном Ицилия, который ввел должность трибунов и первым ее занимал.) Аппий Клавдий, глава Совета Десяти, увидел девушку, когда она занималась в школе – в то время школы для детей размещались вокруг форума, – и был потрясен ее красотой, ибо она была уже во вполне зрелом возрасте. И без того порабощенный страстью, он еще сильнее разжигал ее, снова и снова проходя мимо школы. Жениться на девушке он не мог, потому что она была обручена с другим и сам он был женат; кроме того, он презирал плебеев и считал позором взять плебейку в жены; да и брак такой запрещался тем самым законом, который он лично внес в Двенадцать таблиц. Поэтому он попытался сперва соблазнить ее деньгами. У нее не было матери, и Аппий непрерывно присылал людей к женщине, воспитавшей ее. Он передал этой женщине много денег и обещал дать больше. Своим слугам он запретил называть женщине имя влюбленного в девушку, велел лишь передать, что он – один из тех, которые могут погубить или спасти любого. Однако он не преуспел и узнал лишь, что девушку стерегут еще тщательнее, чем прежде.

Совсем сгорая от любви, он решился действовать смелее. Послав за одним из своих родственников по имени Марк Клавдий, храбрецом, который мог помочь в любом деле, он признался ему в своей страсти. Затем, объяснив Марку, что тот должен сказать и сделать, он отправил его с несколькими негодяями в школу. Марк схватил девушку и пытался увести ее через форум на глазах у граждан. Поднялось возмущение, сразу же собралась большая толпа, и он не сумел доставить девушку в назначенное место. Тогда он отправился в магистрат. В то время Аппий сидел один на судейской скамье, давая советы и отправляя правосудие тем, кто в нем нуждался. Когда Марк начал было говорить, зрители стали возмущенно кричать, требуя подождать, пока не прибудут родственники девушки.

Вскоре явился ее дядя, Публий Нумиторий, пользовавшийся у плебеев большим уважением. С собой он привел многих друзей и родственников. Чуть позже пришел Луций, с которым Виргинию обручил ее отец. Его сопровождал сильный отряд юношей-плебеев. Едва подойдя к судейской скамье и не успев отдышаться, он потребовал сказать ему, кто осмелился схватить дочь свободного гражданина и с какой целью. В ответ было молчание. Затем Марк Клавдий – человек, схвативший девушку, – сказал такую речь: «Аппий Клавдий, я не совершал никаких поспешных или насильственных действий по отношению к этой девушке. Я ее законный хозяин, и я увожу ее в соответствии с законами. Я расскажу вам, как вышло, что она принадлежит мне. От моего отца я получил в наследство женщину, которая много лет была рабыней. Когда она забеременела, жена Виргиния – которая была ее подругой – убедила ее отдать ей ребенка, если он родится живым. Рабыня сдержала слово, ибо она родила вот эту девушку Виргинию, сказала нам, что ребенок родился мертвым, а сама отдала его Нумитории. Бездетная Нумитория удочерила девочку и вырастила ее как родную дочь. Я долго не знал об этом; но теперь мне все рассказали. У меня есть много надежных свидетелей, и я допрашивал рабыню. И теперь я апеллирую к закону, по которому дети принадлежат их истинным, а не приемным родителям, и по которому дети свободных родителей свободны, а дети рабов – рабы, принадлежащие владельцам их родителей. По этому закону я заявляю о своем праве забрать дочь моей рабыни. Я готов обратиться с этим делом в суд, если кто-нибудь даст мне надежную гарантию, что девушку тоже приведут в суд. Но если кто-нибудь желает решить дело сейчас же, я готов к немедленному рассмотрению дела, без задержек и без каких-либо гарантий относительно девушки. Пусть мои противники решают, что они предпочтут».

После того как Марк Клавдий изложил свое дело, против него выступил с длинной речью дядя девушки. Он сказал, что лишь тогда, когда девушка достигла брачного возраста и ее красота стала очевидной, объявился истец со своим бессовестно наглым иском, который к тому же печется не о своей пользе, а о другом человеке, готовом на удовлетворение любых своих желаний, не считаясь ни с чем. Что же касается иска, он сказал, что отец девушки ответит на него, когда вернется домой из военного похода; сам же дядя девушки заявит формальный встречный иск на обладание девушкой и предпримет необходимые юридические шаги.

Эта речь пробудила в публике сочувствие. Но Аппий Клавдий хитроумно ответил: «Я хорошо знаю закон о залогах за людей, которые объявлены рабами, – он запрещает претендентам на владение этими людьми содержать их у себя до рассмотрения дела. И я не отменю мной же введенный закон. Вот каково мое решение. По этому делу встречный иск заявили два человека, дядя и отец. Если бы они оба присутствовали, девушку до рассмотрения дела надо было бы отдать на попечение отца. Однако, так как он отсутствует, я постановляю отдать девушку ее владельцу, а ему выставить надежных поручителей, что он приведет ее в суд, когда вернется ее отец. Что же до поручителей и честного и внимательного рассмотрения дела, Нумиторий, я уделю большое внимание всем этим вопросам. А пока же отдай девушку».

Женщины и все собравшиеся принялись громко причитать и жаловаться. Ицилий, жених девушки, поклялся, что, пока он жив, никто не посмеет ее увести. «Аппий, отруби мне голову, и тогда уводи девушку куда хочешь, да и всех других девушек и женщин, чтобы все римляне поняли, что они уже не свободные люди, а рабы… Но помни – с моей смертью Рим постигнет либо великое несчастье, либо великое счастье!»

Виргинию схватил ее мнимый владелец; но толпа вела себя так угрожающе, что Аппий был вынужден на время уступить. Отца девушки вызвали из лагеря. Как только он прибыл, дело было рассмотрено. Он привел самые убедительные доказательства законности ее рождения, однако Аппий объявил, что давно подозревал о сомнительности ее происхождения, но из-за множества обязанностей до сих пор не мог расследовать дело подробно. Угрожая силой разогнать толпу, он приказал Марку Клавдию увести девушку, дав ему эскорт из двенадцати ликторов с топорами.

Когда он сказал это, толпа рассеялась. Люди стонали, били себя по лбу и не могли сдержать слез. Клавдий хотел было увести девушку, но она цеплялась за отца, целуя его, обнимая и называя ласковыми именами. Измученный Виргиний решился на поступок невыносимо трудный для отца, но уместный и достойный храброго свободного человека. Он попросил разрешения в последний раз обнять дочь и попрощаться с ней наедине, прежде чем ее уведут с форума. Консул разрешил ему это, и его враги отошли чуть в сторону. Отец обнимал ее, ослабевшую, почти бездыханную и льнущую к нему, называл ее по имени, целовал ее и вытирал ее обильные слезы, а тем временем потихоньку отводил в сторону. Приблизившись к лавке мясника, он схватил с прилавка нож и пронзил сердце дочери со словами: «Дитя мое, я отправляю тебя свободной и непорочной в край мертвых; ибо, пока ты жива, тиран не оставит тебе ни свободы, ни непорочности!»

Рассказ кончается свержением тиранов-децемвиров, но нам это уже не интересно. Неизвестно, основана ли эта история на факте или является выдумкой, иллюстрирующей свержение тиранов, главное, что в ней отражается растущее у обывателей чувство собственного достоинства и их ненависть к касте благородных, ведущих себя тиранически, в данном случае особенно в связи с браком. Аппий считает ниже своего достоинства вступать в законный брак с девушкой из низшего класса и по этой причине решается на описанное выше преступление; Виргиний же – обыватель, гордый принадлежностью к своему классу и отказывающийся терпеть беззаконие, предпочитая убить дочь, чем позволить ей вступить в позорный, по его мнению, союз с членом другого сословия – к тому же сословия, чьи привилегии он больше не может признавать.