Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До позднего вечера так и не смогла ничем заняться. Вспомнила, что оставила то самое письмо у этого типа, настроение испортилось окончательно.
Покинув странный дом, я не могла видеть, как в комнату из другой двери вошла девушка, как две капли воды похожая на меня саму.
– Арман, я не понимаю, зачем нужно так злить человека? Никогда этого не могла понять. Вас же хочется просто ударить наотмашь.
В ответ раздался смех, но уже без насмешки, даже с горечью.
– Обратно дверь можно открыть только при сильной эмоциональной связи того, кто отправляет, и того, кто там. Это может быть сильная любовь, преданная дружба или… – Ненависть?
– Да. Подружиться по-настоящему мы не успели, вызвать горячую ответную любовь невозможно, да и не нужно, остается ненависть.
Чем она сильней, тем дольше мне удается держать дверь открытой.
– Почему же вы не сказали этого с самого начала?
– Вы думаете, тогда ненависть была бы более сильной?
– Поэтому не смогла вернуться Мари?
– Да, она перестала меня ненавидеть.
– И… я?
– И вы тоже…
Ночью приснился кардинал Ришелье, с которым я танцевала паванну, а еще король, целующий мне ручку! Причем это был Людовик XIV, а не XIII. Так и правда недолго свихнуться. Проснувшись, долго разглядывала свою руку, побывавшую «там», и вдруг осознала, что никогда себе не прощу, если не ввяжусь в эту авантюру.
Даже если опасно, если смертельно опасно вопреки всем рассказам этого Армана, я должна попробовать. Не побывать в моем любимом столетии, имея хотя бы призрачную возможность это сделать, непростительно.
Утром готовилась к выходу, словно на встречу с королем. А вдруг мне и впрямь придется с ним встретиться? Посмотрела портреты Людовика XIII, пришла к выводу, что он несчастный, разыскала портрет Сен-Мара, осознала, что понятие красоты со временем сильно изменилось, этого хлыща сейчас разве что пожалели бы… Еще порылась в материалах на тему, благо их у меня и в компьютере и на книжных полках видимо-невидимо.
Позвонила бабушке и подругам, наплела всем с три короба, сказала, что сдаю мобильный телефон в ремонт и два дня буду отсутствовать в Париже.
Арман де Ла Порт снова встретил меня безо всякого удивления, словно каждый день кого-то отправлял туда-сюда.
– Прежде чем вы сделаете этот шаг, я должен озвучить вам условия перехода и возвращения. Время здесь и там течет неодинаково, здесь день – там год. Так что, пробыв там двенадцать месяцев, вы вернетесь… надеюсь, вернетесь через сутки. Дольше тянуть не советую, дверь очень тяжело держать открытой. Максимум еще три месяца.
– Что значит, если вернетесь? Я могу не вернуться?
– Можете, и это худший для вас вариант.
– Почему?
Арман снова присел на краешек большого стола напротив меня.
– Слушайте внимательно и постарайтесь запомнить, хотя бы на десять минут выбросив из головы свои дурацкие мечты о мушкетерском веке.
Я снова начала злиться, внутри крепло желание открыть дверь и захлопнуть за собой, но только не туда, а во дворик, выходящий на улицу Вожирар. Мне показалось, или Арману это нравилось? Да, ему явно нравилось доводить меня до белого каления.
– Вы меня слушаете или витаете где-то в облаках?
– Слушаю! – огрызнулась я.
– Сомневаюсь. Менять там что-то, кого-то убивать, травить или вообще серьезно вмешиваться в ход истории запрещено.
– Но я же иду срывать заговор Сен-Мара?
– А он что, состоялся? Нет, разоблачен, причем никто не знает, каким образом. Вот и сделайте это.
Арман встал, прошелся по комнате.
– Вы там будете не одна, встретитесь с человеком, который перешел и остался, потому что нарушил правило.
– И он там будет жить вечно?
– Она. Да, почти вечно. Вы родились в этом времени и умереть можете тоже только в этом, дожив свою нынешнюю жизнь до конца, потому там, – кивок в сторону двери, – вы бессмертны.
– Ого!
– Это не так здорово, как вам кажется. Я не хочу сейчас морочить вам голову, все равно не поймете. Либо объяснит Мари, либо я, если вернетесь. Запомните одно: как можно меньше ввязываться во все, что касается большой истории. Вы помогаете кардиналу Ришелье разоблачить заговор и возвращаетесь. Если очень понравится, то сможете перейти еще дважды. Вдолбите в свою светловолосую головку одну простую истину: там вы никто.
– Вы женоненавистник или блондиноненавистник?
– И то, и другое, но у меня нет выбора. Вы Анна дю Плесси, а значит, мне нужны вы.
Вот сволочь!
Мой разъяренный вид его ничуть не смутил, Арман продолжил, глядя на меня с насмешливым вызовом:
– Повторяю: там вы никто, старайтесь как можно меньше вмешиваться во все, что не касается задания, и сразу после его выполнения обратно.
– А если я не выполню?
– Дверь будет закрыта.
– А если не по моей вине?!
– Я уже говорил и повторяю для блондинок: если Сен-Мар добьется успеха, то ваше тамошнее будущее будет иным, чем то, что есть здесь.
Переход сюда станет невозможен.
Если честно, я испугалась.
Арман просто фыркнул:
– Что, поджилки затряслись? С кем связался?! Вот сколько говорили, чтобы не связывался с блондинками!
Я в ответ взъярилась:
– В следующий раз выбирайте лысую!
– Надо же, и у блондинок бывают умные мысли?
Стало понятно, что или я немедленно отправлюсь в прошлое, или просто врежу ему и уйду домой.
– Открывайте свою дверь!
– Да, пожалуйста! Знаете, если у самой ума не хватит, прислушайтесь к советам той дурочки, что уже убедилась в моей правоте.
– Она блондинка?
– Нет, брюнетка, но вы все одинаковы. Слушайте меня внимательно: вы Анна дю Плесси, приехавшая из Пуату к родственнице – племяннице кардинала Ришелье Мари-Мадлен маркизе Комбале герцогине д’Эгильон. Все остальное поймете или подскажут. Что, уже запутались?
– Нет, открывайте!
– Когда перейдете, оглянитесь на дверь, чтобы потом не спутать её ни с какой другой.
Под мысленное «да пошел ты!» я шагнула в незнакомую комнату.
Это не была та бальная зала, в которой в прошлый раз танцевали паванну. Чья-то спальня, не слишком богатая, явно не королевская, но чистая и вполне сносная.
Но прежде зрения переход почувствовало обоняние, запахи были незнакомыми. Смесь приятных и неприятных. Я попыталась понять. Лаванда и еще какая-то трава, свечная копоть, дымок из камина, запах залежалых тканей и пыли…