Он словно летел, разбрасывая идеи в нужных людей и взращивая человека вместе с проектом.

Но это было не его… Не то, что могло тронуть его, его неутомимую, неугомонную, вечно ищущую душу.

Но иногда в нем проскальзывала искра. Как лев, готовый поглотить добычу, он предвкушал красивый проект. Он мог часами рассказывать о каждой детали. Об одном проекте мы мечтали с ним вместе…

Из заброшенного, уставшего и потерянного завода он лепил особняк 18 века, так похожий на сам город.

И масштаб его взгляда был не только в консультировании с английскими и другими европейскими фондами, и проектировщиками, но – поистине в деталях. Он думал о лучах солнца, столь редких в родном северном городе. Он даже думал о сохранении первоначального цвета, зная, что местный климат “будто съедает его”, как говорил Достоевский, закрыв его толстым современным стеклом на металлических крупных шурупах. Много лет спустя я проходила мимо этого здания и решила зайти внутрь… Это был далекий от идеала, мрачный бизнес-центр – холодный расчет убил в нем то, что так предвкушал он…

–Что я должна буду делать? – спросила я смущенно.

–Мне нужен человек, кто возьмет на себя управление особыми проектами и главное – будет руководить моим временем…

Эти слова особо отпечатались в моем сознании: “руководить моим временем…”

–Я увлеченный человек, а ты чувствуешь красоту. Вокруг меня холодные, расчетливые волки, и с ними я строю свою “крепость”, но мне нужен вкус жизни, я хочу осязать эту жизнь. К тому же мне не хватает времени на то, что я сам люблю, например, фехтование… мальчишество, но без него я становлюсь как и все… Мне нужно большее.

К слову, фехтование составляло важную часть его прошлой жизни. В жизни нет случайностей! Само слово происходит от немецкого “сражаться, бороться” – система приемов владения холодным оружием, нанесения и отражения ударов. А если верить Артуро Перес-Реверте, то “…в тот день, когда последний учитель фехтования окончит свой земной путь, все благородное и святое, что таит в себе извечное противоборство человека с человеком, уйдет в могилу вместе с ним… И останется лишь трусость…”

Но это не главное, – продолжал он, – как юрист ты сможешь реализовать себя больше, чем ты думаешь, ты будешь руководить очень важным для меня проектом, – постепенно он переходил к деталям, – а для этого мы завтра встречаемся с представителями английских и голландских фондов и моими личными адвокатами… Ты именно та, что я искал…

Он и дальше подбирал подходящие слова, но за ними я не слышала самого главного – правду. Как сказал однажды великий француз: “Политик так редко верит в то, что говорит, что его изумляет, когда находятся верящие ему…” Он не был политиком в том смысле, что заложил Шарль де Голль. Сверкающий и коварный огонек жажды, как хищника, вел его в бизнес, крупный, холодный, последствия которого беспощадны… Но вернемся… Он хотел сказать другое, но упорно продолжал строить профессиональные замки о том, насколько ему нужен заместитель и как важно, чтобы им стала именно я. В любом случае, я пришла с уже готовым для себя решением – рискнуть и, перепрыгнув десяток ступеней, оказаться ближе к своей цели. Приходя, приходи – уходя, уходи. Я уже почти заплутала в своих мыслях, пока случайно не уперлась головой в стену… глаза, которые пристально смотрели на меня и ждали иного хода мыслей… я боялась его, но в то же время уже ничего меня не останавливало сделать первый шаг… к нему навстречу – навстречу реформатору, харизматичному, прагматичному, но… таинственно притягательному, к нему навстречу, но точно не в его объятия… Сложный путь, но такой привычный для женщины. Я не могла сказать “нет”, но сказав “да”, я делала шаг в черную дыру, и я знала это уже тогда.

Глава 5

По мне скучать ты будешь долгой ночью. И время не излечит твою боль.

Ты вдруг поймешь, особенно в разлуке, что каждый миг со мною – мир из грез. Не прикасаясь, будешь ты от боли,

до сумасшествия любить меня, поняв как я любила, приняла и ждала,

не смея слово ревности сказать.

Но ты сумел все потерять, не зная,

как больно может быть, когда забыл себя.

Прости, что научила лишь сейчас я тебя страдать, желая лишь меня.

– Когда приступить? – неожиданно я прервала его. Я жутко не любила, когда так много говорили обо мне. Я знала себе цену. И он был достаточно мудрым человеком, чтобы читать в глазах и видеть мир, сложный, противоречивый, глубокий, но такой манящий и… родной. Он был как лев, готовый разорвать свою добычу или покорить, ограничив золотой клеткой… но добыча постоянно ускользала из его рук.

И вскоре я заняла все пространство в нем, как мальчишка, он шел на все, только бы быть рядом.

Моя рука перестала писать на мгновение, будто я оказалась вновь там, в том ресторане, когда на мои глаза падали лучи солнца, и я не могла полностью погрузиться в то, что он говорит.

Я слышу, как проезжает рядом со мной машина с тревожным желтым сигналом и под ее звуки я еще больше погружаюсь в забвенное пленительное отрешенное гипнотическое состояние… я там сейчас…я чувствую это даже своим телом, и по ногам, рукам, вдоль тела бежит дрожь… и большие тяжелые слезы падают на теплый ковер машины, немедленно исчезая в пушистых нитках. Я закрыла глаза и проглотила ту боль, которая захватила меня… я прошла еще одну ступень вперед… назад дороги уже было не видно.

Я лечу сквозь тишину непрерывных облаков, самолет нарушает запрет на молчание.

В голове полный хаос от вечных забот… Ну а сердце нечаянно просит молчания…

В переплетах страниц не иероглиф лежит, не бессмысленна вязь от чернил на бумаге… в них тоска от живого сердца молчит.

Та любовь, что разрушит любые печали… Заплетая узлы на пути у себя, утомленный от груза безжизненных вязей, путник вновь поднимает глаза в синеву, будто в небе источник. Пощада от знаний…

И пустыня… от зноя в желтых тонах расступилась на мили, и путник не бредя…

Не анчар у подножия снится ему,

а мерещится жизнь на другой межпланете… Я лечу сквозь тишь непрерывных облаков, самолет нарушает запрет на молчание.

В моем сердце любовь от той жизни, что я

в ней живу и живя – в ней я снова ей верю.

Глава 6

Он увидел этот