Валентина сходила в магазин и принесла целую связку апельсинов и курицу. На плите закипала вода для бульона.

Хоть я и многое о ней знала, приходилось задавать вопросы, иначе моя осведомленность могла вызвать подозрения. Она отвечала коротко, думая о чем-то своем, иногда и вовсе невпопад.

— Официанткой в кафе.

— Съехать пришлось из-за одного маньяка, который меня преследует. Надеюсь, теперь не найдет.

— Не знаю, может, и обращусь в полицию.

— Рисую.

— Это пирожные из кафе. Ешь. Завтра еще принесу.

— Бумага для акварели.

— Немного играю на гитаре и фортепиано.

— Люблю, когда много апельсинов. Я их рисую, а потом ем.

Спали мы, судя по всему, на хозяйских простынях. Думаю, раньше эту квартиру вообще не сдавали, а Валентину пустили сюда исключительно по дружбе. Должно быть, здесь жила благополучная, счастливая семья. Это ощущалось в самом духе квартиры, но были еще безделушки, семейные фотографии — люди ушли, а часть своего счастья оставили нам. В такой квартире, хотелось быть честной, чистой, везучей, любимой.

Но я не была честна с Валентиной с самой первой минуты знакомства. Получается, я была мошенницей. Мошенница с завязанными глазами. Тогда я не знала, какую цель преследовала моя мать, настаивая на нашем знакомстве. Понятно было, что из этой дружбы она собирается извлечь какую-то выгоду. Вполне возможно, целью была как раз хозяйка этой квартиры. Может, мама положила на нее глаз?

Нет, моя мать не мошенница. Она так много пережила в жизни, что я заранее все ей прощаю. Из последней своей истории она чудом выбралась живой.

Всегда, когда я думаю о матери, воображение рисует заснеженную остановку где-то на окраине Москвы. Мороз, мы сидим на большом чемодане, прижимаемся друг к другу и умираем от холода.

Не знаю, как получилось, что я, человек не очень общительный, так быстро привязалась к Оле. Она оказалась тихой, скромной. Наверное, здесь подойдет слово «кроткая». Понимая, как она страдает, не столько даже физически, сколько морально, я старалась не донимать ее расспросами. Да и какой в них смысл? Захочет — сама обо всем расскажет. Но она не рассказывала, и это, конечно, было лучшее, чего можно желать. Не возвращаясь хотя бы на словах к аборту и разрыву с любимым, она избавляет себя от новых страданий.

Невозможно было не заметить, насколько Оля вынослива и сильна физически. Уже через день после операции она поехала на свою фабрику. Несмотря на то что платили там копейки, она все равно держалась за эту работу. Потихоньку я решила подыскивать ей другое место. Предложу, а там уж как сама решит.

Что касается моего преследователя, было бы наивно полагать, что, сменив адрес, я избавилась от него навсегда.

Я так и не поняла, почему он сказал, что больше не появится в кафе. С какой стати я должна ему верить? Проследить за мной при желании тоже ничего не стоит, значит, он без труда сумеет узнать новый адрес. И все равно в этой квартире я чувствовала себя защищенной. Наверняка это было связано с духом этого места, а может, еще и с тем, что нашими соседями были люди состоятельные и серьезные. Людмила Николаевна в свое время кое-что успела рассказать о них.

Однако ни появившийся в моей жизни преследователь-маньяк, так я его про себя окрестила, ни переезд, ни знакомство с Олей не занимали меня в то время сильнее одной фотографии, на которую я случайно наткнулась в интернете.

Конечно, я могу ошибиться, но с этой фотографии на меня смотрела Аня. Моя пропавшая старшая сестра. А самое главное, что это была не простая фотография. Девушка, удивительным образом похожая на Аню, лежала в гробу.

Ее телефон не отвечал уже полгода. Ровно столько же я не получала от нее денег. Так уж у нас повелось: с тех самых пор, как мы вылетели из семейного гнезда, Аня присылала мне деньги. Всегда по-разному — то много, то совсем мало. Дело было не в суммах — благодаря этим деньгам я знала, что она жива и здорова.

Где ее искать, я не представляла. Моя сестра могла по-прежнему жить в Петербурге, в квартире, доставшейся нам от родителей, и работать в таком месте, где должны быть востребованы ее талант и способности. Но ничто не мешало ей найти очередного хахаля и отправиться с ним на край света обделывать там свои делишки.

Да, моя сестра принадлежит к числу людей, брезгующих физическим трудом. Она уверена, что деньги стоит зарабатывать исключительно мозгами. Плюс редкими способностями, если они у тебя, конечно, есть.

Мне-то было хорошо известно, чем и как зарабатывает моя сестра, и все равно язык не поворачивался назвать ее мошенницей. Наверное, это потому, что я ее очень люблю и считаю человеком выдающимся, гениальным.

Я закрыла ноутбук: пришла Оля. Открыла дверь свои ключом. Дубликат ключа мы сделали специально для нее.

— Я купила лимоны, предлагаю сделать домашний лимонад.

Она стояла на пороге, уставшая, но счастливая, широко улыбалась и потрясала пакетом с лимонами.

— Давай, я не против. Где-то в буфете я даже видела роскошный хрустальный графин литра на два. Займись, пожалуйста, лимонадом, а то от жары не продохнуть. Ты молодец. А я сегодня бездельничала, никуда не выходила, как-никак законный отгул. Немного порисовала, сварила суп, пожарила печенку, поспала.

— Суп, печенка — звучит как песня.

— Голодная, значит?

— Не то слово!

Мы сели ужинать. Москва за окнами полыхала, плавилась от жары. Только когда стены соседних домов стали окрашиваться оранжевым и закатно-золотым, мы распахнули окно, чтобы впустить свежий воздух.

— Ты хорошо готовишь. — Оля улыбнулась и отставила пустую тарелку из-под супа. — В следующий раз готовлю я.

— Договорились.

— Представляешь, сегодня в электричке разговорилась с одной, и она говорит, что у них в деревне живет женщина, которую по ошибке закопали живьем.

— Эдгар По отдыхает? — рассмеялась я.

— Не поняла. Кто отдыхает?

— Никто. Это я так.

— Вот не повезло, да? Представляешь: живого человека положили в гроб и закопали. А это просто летаргический сон или как это там точно называется, когда человек не дышит и пульс не прощупывается. И когда она в гробу очнулась…

— Может, не надо о гробах?

— Ой, извини, не буду.

— Да за что извинять? Интересная история, сама люблю такие. Так что там с этой женщиной? Надеюсь, осталась жива?

— Да, она проснулась, стала задыхаться, кричать. Хорошо, там на кладбище были люди — услышали, вызвали полицию. Откопали ее, конечно. Вот так.

— Ты веришь, что это было на самом деле?

— Не знаю. Почему-то всегда хочется верить в такие истории, с ними жить интереснее. И в рассказы об инопланетянах верю. Так должно быть, чтобы мы были не одни во Вселенной. А еще я думаю, что и до нас на нашей планете жили люди. Не дикари, а цивилизованные и умные.