Когда тьма наполнила помещение, звучание дзунга оборвалось и последняя нота на несколько секунд повисла в воздухе угасающим среди гор эхом. Кругом царило безмолвие, как если бы наступление ночи принесло с собой состояние полного, застывшего покоя. А затем из чернильных теней в дальнем конце зала материализовалась фигура — старый монах в шафранного цвета балахоне. Высохшей рукой он сделал Пендергасту знак приблизиться, используя характерное тибетское потряхивание запястьем.

Алоиз медленно двинулся в сторону монаха. Человек повернулся и, шаркая ногами, скрылся в темноте.

Спецагент последовал за ним, весьма заинтригованный. Провожатый уводил его по полутемным коридорам туда, где пребывал легендарный затворник — монах, добровольно позволивший замуровать себя в келье, где места хватало лишь для медитации сидя. Отрезанный от мира, он только раз в день получал пищу в виде хлеба и воды, которые передавались сквозь единственное отверстие размером с кирпич.

Старый монах остановился перед кельей — вернее, перед ничем не примечательной на первый взгляд темной стеной. Но ее старые камни были отполированы руками тысяч приходивших попросить у отшельника мудрости. Говорили, что его замуровали в возрасте двенадцати лет. Сейчас он достиг почти столетнего возраста— оракул, прославившийся уникальным даром пророчества.

Монах дважды постучал ногтем по камню. Через минуту незакрепленный кирпич в лицевой стене начал потихоньку отодвигаться, медленно выходя из паза. Появилась высохшая, сморщенная рука, белая как снег, с просвечивающими венами. Она повернула сдвинутый камень боком, открывая маленькое пространство.

Монах наклонился к отверстию и что-то тихо пробормотал. Затем поднес для ответа ухо. Шли минуты, и до Пендергаста доносился только легчайший шепот. Монах выпрямился, видимо удовлетворенный, и сделал знак приблизиться. Пендергаст повиновался, наблюдая, как камень вернулся в прежнее положение.

Внезапно скалистая стена рядом с каменной кельей изошла глубокой трещиной, которая стала расширяться, точно раскрываясь, и наконец каменная дверь с резким скрипучим звуком отворилась, подчиняясь какому-то невидимому механизму. Пахнуло неведомым ароматным веществом. Монах вытянул руку, приглашая Пендергаста войти, и когда специальный агент переступил порог, стена за его спиной сдвинулась, возвращаясь в прежнее положение. Провожатый не последовал за ним — Пендергаст был один.

Из мрака появился монах, держа в руке оплывшую свечу. В последние семь недель в Гзалриг Чонгг, как и в свои предыдущие визиты, Пендергаст научился распознавать в лицо всех здешних обитателей — и тем не менее это лицо было ему незнакомо. Он понял, что находится во внутреннем, сокровенном монастыре, о котором только шептались, но никогда открыто не признавали его существования. Доступ сюда, в некую скрытую от глаз святая святых — который, как он понимал, посторонним был абсолютно запрещен, — очевидно, и охранялся заточенным в камне стражем. Это был монастырь внутри монастыря, в котором с полдюжины полностью изолированных от внешнего мира монахов проводили жизнь в уединении, глубочайшей медитации и неустанных ментальных упражнениях. Никогда не видя белого света, они не общались напрямую с монахами внешнего монастыря, охраняемые невидимым отшельником. Однажды Пендергаст слышал, будто полдюжины избранных настолько отошли от мира, что свет солнца, попади он на их кожу, убил бы затворников.

Алоиз последовал за незнакомым монахом по узкому коридору, ведущему в самые глубокие и отдаленные части монастырского комплекса. Стены переходов делались все более грубыми и шероховатыми, и Пендергаст догадался, что они представляют собой туннели, вырубленные прямо в скале. Туннели оштукатурили и расписали фресками тысячу лет назад, а ныне роспись почти стерлась, разрушилась под воздействием дыма, влаги и времени. Коридор повернул, потом еще раз, минуя маленькие каменные кельи с живописными изображениями Будды или росписи тханка, подсвеченные свечами и окуриваемые фимиамом. Никто не встретился по пути — только череда ниш без окон да безлюдные туннели, сырые и гулкие в своей пустоте.

Наконец, когда путешествие начало казаться бесконечным, монах и Алоиз подошли к другой двери; эта была стянута полосами из промасленного железа, скрепившими толстые железные пластины. Взмах ключа — и с некоторым усилием дверь отворилась.

Комната за ней оказался маленькой и тусклой, освещенной одинокой масляной лампой. Стены были обшиты старым деревом, искусно инкрустированным резьбой, теперь почти стертой. Вился дым от благовоний, пряный и смолистый. Пендергасту потребовалось некоторое время, чтобы оглядеться и осмыслить то примечательное обстоятельство, что комната наполнена сокровищами. У дальней стены стояли десятки украшенных барельефами ларцов из тяжелого золота с плотно закрытыми крышками. Рядом штабелями высились кожаные мешки, некоторые уже полуистлевшие, из которых частично про сыпалось содержимое в виде золотых монет — от старых английских соверенов и греческих статиров до массивных моголов. Вокруг мешков теснились маленькие деревянные бочонки; их доски вспучились и тоже наполовину сгнили, «роняя» как необработанные, так и ограненные рубины, изумруды, сапфиры, алмазы, бирюзу, турмалины и оливины. Другие, как показалось Пендергасту, были наполнены маленькими золотыми слитками и овальными японскими кобанами[10].

У стены справа лежали шалмеи[11]и рожки-канглинг[12]из черного эбенового дерева, слоновой кости, золота и инкрустированные драгоценными камнями. Были здесь и колокольчики от дорже[13]из серебра и сплава серебра с золотом, а также человеческие черепа с отделанными драгоценными металлами, бирюзой и кораллами сводами. В другом месте теснились золотые и серебряные статуи, причем одну из них украшали сотни звездчатых сапфиров; там же, неподалеку, уютно устроенные в деревянных упаковочных клетях с соломой, виднелись прозрачные чаши, фигурки и декоративные тарелки из прекраснейшего нефрита.

А налево, только руку протяни — величайшее сокровище из всех: сотни полок, заполненных пыльными свитками, свернутыми тханками и кипами пергаментов, перевязанных шелковыми шнурками.

Настолько поразительна была эта выставка сокровищ, что Пендергаст не сразу понял, что в ближнем углу на подушке сидит, скрестив ноги, человек.

Монах, который привел его, поклонился, молитвенно сложив руки, и удалился. Железная дверь лязгнула за ним — это повернулся запорный механизм. Монах, сидевший в позе лотоса, жестом указал на подушку рядом с собой и произнес по-английски:

— Пожалуйста, садитесь.

Пендергаст поклонился и сел.

— Крайне необычная комната, — проговорил Алоиз и, выждав небольшую паузу, добавил: — И крайне необычное благовоние.