совершенствоваться быстрее, то лучше сделать это, пока я молод, у меня еще есть возможность для этого", — объяснил я.

Но это была неправда.

Я здесь не для того, чтобы совершенствоваться, но ему не нужно было этого знать.

Тренер Морган кивнул, скрестив руки на груди. "Команде повезло с тобой", — признал он, в его тоне прозвучал намек на одобрение. Но в его следующих словах прозвучало предостережение. "Не жди, что к тебе будут относиться как к королевской особе. То, что тебя задрафтовала последняя команда твоего отца, не означает, что к тебе будут относиться иначе, чем ко всем остальным".

Его слова разрушили все затянувшиеся предположения, заставив меня осознать реальность выбранной мною среды. Груз ожиданий и тень наследия моего отца в спорте не были защитой от стандартов усердной работы и самоотдачи, требуемых в этих стенах.

При упоминании об отце и его бывшей команде по моему лицу пробежала тень. Нахлынули воспоминания, воспоминания о запятнанном наследии, о карьере, прерванной той самой организацией, которая теперь держала мою судьбу в своих руках. Боль от этой истории, горечь, которую она хранила, заставили меня крепче сжать палку.

Как могла команда, которая погубила моего отца, разрушила его мечты, набраться смелости и выбрать меня? Ирония висела в воздухе, и это была горькая пилюля, которую нужно было проглотить. Часть меня, которую я не озвучивал ни тренеру Моргану, ни кому-либо еще, хотела заставить их почувствовать всю тяжесть этого решения, как-то наказать их. Возможно, это была одна из причин, по которой я отступил, чтобы сохранить контроль, придержать свой талант, пока не сочту нужным.

Но эти мысли были только моими. Вместо того чтобы высказать бушевавшее внутри смятение, я отвернулся от тренера Моргана и продолжил обстрел пустых ворот. Ритмичный стук шайб, попадающих в ворота, эхом разносился по льду — ровный ритм, отражавший буйство и решимость внутри меня.

"Оставь это для тренировки, парень", — голос тренера Моргана прорезался сквозь эхо выстрелов. "Твои товарищи по команде должны появиться в любой момент".

Я не взглянул на Моргана, сосредоточившись на сетке, когда забрасывал очередную шайбу. "Со мной все будет в порядке", — ответил я, мой голос был решительным, но слабая нотка подчеркивала заложенную в нем решимость.

Шли мгновения, и одиночество катка нарушили другие люди: звук коньков, скользящих по льду, заполнил пространство. Мои товарищи по команде выходили на лед, подбирали шайбы и начинали разминку.

На фоне растущей активности я оставался в своей зоне, отбивая один за другим броски в пустые ворота, — одинокая фигура среди суматохи. Не обращая внимания на остальных, я погрузился в стремление к совершенству, а стук шайбы о ворота служил мне щитом от внешнего мира. В тот момент лед был моим убежищем, убежищем от того, что ждало меня за пределами катка.

Звук коньков по льду приблизил еще одного игрока, прорвав кокон моей тренировки. "Привет", — позвал меня голос.

Я оглянулся, поприветствовал его коротким кивком, но все еще был сосредоточен на сетке.

"Я Майкл Картер".

Майкл, известный в хоккейных кругах как "Желтая вспышка" за свои светлые волосы и молниеносную скорость владения шайбой, не выглядел обескураженным моим сдержанным поведением. "Приятно наконец-то познакомиться с вами", — сказал он. "Я пытался найти вас на драфте, но…"

"Я ушел сразу после", — сказал я, не глядя на него.

Все думали, что Картер будет призван первым.

Меня они не ожидали.

Черт, я не хотел быть призванным первым. Только если это означало, что меня заберут они.

"Верно", — сказал он. "Не очень любишь развлекаться?"

Я промолчал, подтвердив его слова едва заметным покачиванием головы, но мое внимание по-прежнему было приковано к сети.

Он показал жестом на наши одинаковые тренировочные майки. "Похоже, мы будем кататься на одной линии", — заметил Майкл. "Ты все еще на левом фланге?"

Еще один кивок, и я продолжил забрасывать шайбы в сетку.

"Бохди Браун — наш правый фланг", — сказал он, жестом указывая на одного из игроков на льду. "Не такой быстрый, как мы, но у него мощный бросок".

Я бросил короткий взгляд на игрока, о котором шла речь, — громадную фигуру, чьи размеры, казалось, не соответствовали скорости и изяществу, характерным для нашей линии. "Этот гаргантюан с трудом держится на ногах", — заметил я, и это замечание проскользнуло без фильтра.

Майкл тихонько хихикнул. "Да, он большой, но не отступает", — сказал он. "И, как я уже сказал, у него сильный удар".

Мысль о том, что кто-то вроде него, лишенный тонкости и ловкости, может идти в ногу со мной и Желтым Флэшем, казалась невероятной. Я продолжал стрелять, не отрываясь, почти не обращая внимания на происходящий рядом разговор.

Тогда Майкл, не останавливаясь, продолжил. "Так что же заставило тебя отступить?"

Я наконец остановился и повернулась к нему лицом, выражение моего лица было настороженным. "Ты не обязан этого делать, знаешь ли", — ответил я. Невысказанное напряжение между нами сохранялось. "Ты не должен притворяться. Мы, конечно, товарищи по команде, но нам не нужно быть кем-то еще. На самом деле, я бы предпочел, чтобы мы этого не делали".

"Почему бы и нет?" спросил Майкл, искренне любопытствуя.

"Потому что связь отвлекает от совершенствования", — сказал я.

Резкий свисток тренера Моргана пронзил воздух, призывая собрать игроков. С неохотой игроки оставили свои упражнения и собрались вокруг него, и я оказался среди скопления талантов, составлявших команду.

Бохди Браун, правый нападающий, представлял собой разительный контраст с Майклом. Высокий и широкоплечий, его присутствие на льду, казалось, излучало силу. Несмотря на недостаток скорости, в его бросках чувствовалась неоспоримая сила.

Лиам, вратарь, возвышался над всеми, создавая грозную атмосферу между стойками. Он был одним из братьев Вулфов, и даже когда его лицо закрывала вратарская маска, клочки характерных белых волос торчали под разными углами. Из-за его роста ворота казались меньше, а его взгляд был непоколебим, глаза сканировали лед с непоколебимой интенсивностью. Его решимость и мастерство в защите ворот были очевидны, что свидетельствовало о его роли последней линии обороны команды.

Адриан Уиндзор, известный своими стратегическими ходами и проницательным пониманием игры, излучал спокойную уверенность. Он держался уверенно,