От этого ритуала Пола буквально корежило. Джим ведь не просто включал чайник в последнюю очередь – перед этим он наполнял его до самого верха, и чайник закипал целую вечность, а Джим стоял и ждал, изредка передвигая кружки на подносе. И все это время он совершенно не сознавал, что Пол готов взорваться от бешенства.

Как Пол ни крепился, позволить Джиму подобную неэффективность было свыше его сил. Я знал, что не пройдет и шестидесяти секунд, как он спросит, почему Джим сначала не включил чайник.

– Джим, почему ты сначала не включил чайник? – спросил Пол спустя три секунды.

– Чего?

– Я имею в виду, что все было бы гораздо быстрее, если бы ты сначала включил чайник. Понимаешь, перед тем, как достать кружки и все остальное…

Джим равнодушно пожал плечами:

– Так он же быстрее не закипит.

На то, чтобы понять логику Пола, ему требовалось не меньше времени, чем на приготовление чая.

– Быстрее не закипит, но закипит раньше, потому что ты раньше поставишь его. А пока чайник будет закипать, ты мог бы достать пакетики, молоко и все остальное.

Пол старательно сдерживал себя, чтобы не перейти на крик. Столь явное беспокойство соседа по квартире слегка озадачило Джима.

– Так никто же никуда не торопится. Так ведь? Саймон, ты же никуда не торопишься?

Саймон оторвался от газеты.

– Я? Нет.

– Никто не торопится, так что какая разница?

Пол побагровел. Единственное утешение – рыжая борода перестала выделяться на его лице.

– Это же самый неэффективный способ приготовления чая.

– Но ты ведь даже не пьешь чай.

– Потому и не пью, что меня раздражает, как ты его готовишь.

И Пол с яростным топотом вышел из комнаты. Джим ошеломленно оглядел нас.

– Я что, кладу в чай Пола сахар, а он пьет без сахара?

Саймон промямлил, что он так не думает. Джим пожал плечами, немного постоял над раковиной и через пять минут сообразил, что не нажал на чайнике кнопку.

Чай мы пили в созерцательном молчании. Саймон читал в "Сан"[3]рубрику "Дорогая Дейдра" – та смело разбиралась с сексуальными проблемами общественности, которые, по моему убеждению, являлись выдумкой журналистов из соседнего кабинета.

– "Деверь в любовниках", – зачитывал он. – "Дорогая Дейдра, я привлекательная блондинка, и, по словам чужих людей, у меня хорошая фигура. Как-то ночью, когда муж отсутствовал, зашел его брат, одно потянуло за другое, и в итоге мы оказались в постели…" – Он опустил газету. – Всегда так говорят: одно потянуло за другое. Но как именно одно тянет за другое, а? У меня ведь никогда ничего не получается. Я понимаю, что мужнин брат зашел в комнату, и понимаю, что они вместе оказались в постели. Но каким образом они перешли от первого этапа к последнему?

– Все очень просто, Саймон, – сказал Джим.

– Что? И как ты это делаешь?

– Знакомишься с девушкой.

– Так.

– Она приходит к тебе в гости, на кофе.

– Так. А что потом?

– Ну, одно тянет за другое.

После второй чашки чая я почувствовал, что у меня иссякли веские причины заставлять рекламное агентство томиться в ожидании и дальше, а потому забрал из своей комнаты кассету и двинул к станции метро "Балхам". Спустя тридцать минут я шагал по Бервик-стрит, где двое французских студентов с фотоаппаратом чуть не попали под машину, пытаясь воспроизвести обложку альбома "Оазиса" "С добрым утром, моя радость". Я люблю бывать в Сохо – здесь всегда царит возбуждение и поминутно что-то происходит; мне нравится ощущать себя частью Сохо. Здесь можно встретить людей, которые зарабатывают тысячу фунтов, читая закадровую текстовку для рекламы, а потом разом спускают деньги на креветку и авокадо на пшеничной лепешке, запивая все это кофе с молоком.

Я посмотрел на другую сторону улицы и заметил Хьюго из "DD&G" – он пялился в витрину магазина. Странно, подумал я. Зачем Хьюго пялиться в витрину второсортного ювелирного магазина, к тому же торгующего мелким оптом? Хьюго быстро огляделся и исчез за обшарпанной дверью, над которой болтался вихлястый красный фонарь. Я обалдел. Потом подошел к двери и заглянул внутрь. Рядом со входом на куске картона, присобаченного к стене липкой лентой, от руки было написано: "Новая модель. Весьма дружулюбная. Второй этаж" . Я взглянул на шаткую лестницу без ковра и спросил себя, что бы это значило. Может, Хьюго зашел лишь для того, чтобы предложить рекламные услуги или порекомендовать профессионала, способного придумать более броский рекламный слоган и без ошибок написать слово "дружелюбная"? Маловероятно. Я чувствовал себя отчасти заинтригованным, отчасти отвергнутым, словно Хьюго предал лично меня.

Я двинулся дальше по Бервик-стрит и вскоре вошел в приемную величественного офиса "DD&G". На стене висел сертификат, утверждавший, что компания заняла второе место на конкурсе радиорекламы в номинации "Лучшая реклама в области инвестиций и банковского дела". Наверняка Хьюго сделал вид, будто отлучился купить жене поздравительную открытку ко дню рождения, поэтому кассету пришлось оставить на попечение секретарши, с отсутствующим видом сидевшей у окна в роскошном обрамлении живых цветов.

С работой на эту неделю было покончено. Пришло время отправиться в Северный Лондон. Наступил час пик, и я еле втиснулся в поезд вместе с теми, кто провел день в трудах праведных. Сотни потных служащих прижимались друг к другу, умудряясь при этом делать вид, будто кроме них в вагоне нет ни души. Руки, согнутые под немыслимыми углами, держат книги в мягких обложках, перегнутые на корешке. Шеи вытянуты, чтобы прочесть строчку из газеты соседа. Христиане перечитывают Библию так, словно видят ее впервые.

Внезапно неподалеку освободилось место, и я начал пробираться к нему, стараясь держаться в рамках приличий и не впадать в такое недостойное поведение, как спешка. Сев, я удовлетворенно выдохнул, но радость быстро сменилась беспокойством. Прямо передо мной стояла женщина, платье обтягивало неопределенную выпуклость. Шестой месяц беременности или она просто, скажем так… немножко фигуриста? Наверняка не скажешь. Я изучил ее с ног до головы. Ну, почему бы ей не намекнуть? Почему у нее нет пакета из магазина для беременных, или она не оделась в одну из тех старомодных кофт, что вопят: "Да, беременная я!" Я осмотрел ее еще раз. Во всех остальных местах платье свободно свисало; материал был туго натянут лишь на округлом животе. Что хуже – не уступить место беременной женщине или предложить сесть женщине, которая не беременна, а просто толстая? Может, именно поэтому мужчины раньше уступали места всем женщинам без разбору – чтобы не мучиться над дилеммой. По всей видимости, никого из окружающих этот вопрос не волновал, но я чувствовал, что должен поступить благородно.