Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в тот же миг лесная поляна озарилась, невесть как пробившимся сквозь тяжелые облака, лунным светом. А в нем запорхали, исполняя затейливый танец, десятки стройных тел, укутанных лишь в символические, то ли прозрачные, то ли — призрачные одежды. Все плясуньи оказались столь прекрасны, что Тарас непроизвольно залюбовался их завораживающей красотой и грациозностью движений. А длинные, стройные ножки молоденьких девушек, обутые в красные сапожки, буквально пленили взгляд парня.
Куница и не заметил, как шагнул на колдовскую поляну.
— К слову сказать, — вкрадчиво промолвил лесной хозяин, словно подмигивая Тарасу. — Все они: и крылатые вилы, и лесные летавицы гораздо падки на баловство. Не то что ваши — человеческие недотроги. Веселись, казак, сколько сил хватит. И не бойся отказа — все твои.
— Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… — наперегонки зазывали проказницы парня, окончательно растерявшего былую агрессивность. Красотки весело смеялись и протягивали к нему изящные руки. Летавицы хотя и прервали воздушный танец, но от избытка бурлящих эмоций не могли устоять на месте, и — то одна, то другая, начинали вертеться юлой, высоко подпрыгивая и взлетая над поляной. При этом изящные красные сапожки были единственной деталью из всей одежды, которая не исчезала под пристальным взглядом парня. — Ты же наш… Наш!.. Мы чувствуем! Иди к нам… Мы ждем тебя… Мы любим тебя!..
Куница уже подошел так близко, что оставалось сделать всего лишь единственный шаг и протянуть руки, чтобы притронуться к одной из лесных красоток. Но, на его счастье, все они были настолько соблазнительны и прекрасны, что Тарас остановился в нерешительности, не зная, на которой остановить выбор.
— Чудо, как хороши, чертовки… — пробормотал в растерянности. — Аж глаза разбегаются…
— Он не может выбрать… Он не может выбрать, — оживленно защебетали шалуньи и стали наперебой советовать совершенно оторопевшему парню. — А ты закрой глаза… Закрой глаза… Твоя милка тебя сама найдет!.. Доверься судьбе! Покорись ее воле…
Зачарованный красотой прелестниц, Куница готов был с радостью выполнить любое их пожелание. Вот только стараясь исполнить все наилучшим способом, он не только крепко зажмурился, но еще и попробовал прикрыть глаза ладонями. И, благодаря этому, неуклюже ткнул себя в нос, зажатым в кулаке, кисетом с табаком. Ядреный аромат курительной смеси засвербел в ноздрях столь нестерпимо, что Куница не удержался и громко чихнул.
Именно это, казалось бы, столь житейское и совершенно безобидное действие привело к колоссальнейшим последствиям. Сравнимым, по своей разрушительной мощи, с ураганом или бураном.
Еще даже эхо, вызванное его оглушительным чихом, не утихло, как всю стайку соблазнительниц с волшебной поляны, словно неистовой бурей смело.
— Апчхи! — парень чихнул во второй раз…
И, — несмотря на полуночное время и укрывшуюся за облаками луну, — в лесу посветлело, вполне достаточно для того, чтобы отличить одно дерево от другого и даже попытаться рассмотреть отдельные крупные ветки.
Тарас глубоко вдохнул и чихнул в третий раз — окончательно приходя в себя.
— А вот хрен вам, с редькой вместе… — пробормотал, хмуро супя брови и спешно набивая трубку. — Не зря говорят старики, что никогда человеку с нежитью по-хорошему не договориться. Вы, бестии, коль не испугом, так соблазном верх над людьми взять норовите. А ведь я едва на ваши уловки не попался… Слава, Богу, самосад выручил. Хоть и бесовское зелье, а управилось с вами лучше молитвы… Ну, ничего, в другой раз не буду таким доверчивым… Больше, вам меня на мякине не провести… Ученый!
* * *
Раскурив трубку и жадно вдохнув дымок из душистого самосаду, мгновенно снявшего с глаз полуду наваждения, Куница заприметил в том самом месте, где прежде сгущалась говорящая тьма, слабое мерцание — словно пламя свечи. Настолько квелое, что его можно было принять за обычного светлячка, усевшегося на высокий стебель травы. Если бы не странный красноватый отблеск огонька. А всем известно, что светлячки излучают только белый свет.
Опасливо покосившись на притаившуюся между деревьями зловещую черноту, скрывающую в себе обиженного лесного хозяина, парень, влекомый любопытством, стал шаг за шагом приближаться к неясному свечению. При этом усердно пыхтя во все стороны клубами табачного дыма, и грозно тыкая впереди себя острием сабли. Но, необъяснимый огонек не сбегал и не нападал. Только разгорался с каждым шагом все ярче и ярче.
Тем временем неподвижная ночная тьма, сгустившаяся еще больше от его возрастающего сияния, расступилась, словно кто раздвинул плотные занавески на окне, и оттуда, сбоку, к Тарасу шагнул здоровенный, в полтора обычных роста, страхолюдный мужик. Весь всклокоченный, лохматый, закутанный в обтрепанные звериные шкуры, — небрежно поигрывая увесистой, сучковатой дубиной.
— А ну, не тронь мой цветок! — прорычал угрожающе лешак, останавливаясь в нескольких шагах от юноши и опираясь на свое оружие, словно на обыкновенный дорожный посох. — Кому говорю — осади назад, паря! Не про твою честь папоротник посажен!
Вообще-то и без подсказки лешего, Тарас уже сообразил, что видит перед собой не что иное, как волшебный цвет папоротника. Диво дивное, существующее только в бабушкиных сказках! Цветок, по преданию, распускающийся на несколько минут, один раз в году, аккурат в полночь на праздник Ивана Купалы. Сулящий человеку, нашедшему его, немыслимое богатство. Так как мог указать на захороненный в земле клад…
В эдакую удачу было столь сложно поверить, что Тарас даже перекрестился. А потом, чтоб уж совсем наверняка, еще и двойной кукиш призрачному огоньку продемонстрировал. Но цветок не развеялся, на манер предыдущего морока. Кстати — как и, свирепо скалящий медвежьи клыки, лешак. Который опять угрожающе занес над головой свою дубину и шагнул вперед, решительно настроенный защитить колдовской цвет от посягательств человека. И немного нашлось бы смельчаков, готовых устоять перед его устрашающим обликом и не бросится наутек.
Тарасу тоже сделалось не по себе. Все ж, несмотря на отеческую выучку, до сих пор, биться с настоящим врагом не на жизнь, а на смерть — запорожскому новику не приходилось. Тем более с нежитью! Но, отступать и трусить было не заведено в роду Куниц. И уж тем более — когда на кону такой приз! Ведь после гибели отца, нужда заела хуже вшей…
— Но, но! — прикрикнул сурово парень, опять хватаясь за эфес сабли. — Не балуй, нежить лесная! А то — хуже будет!
— Го-го-го, — засмеялся лохматый лесовик, словно филин в дупле заухал. — Кого ты своей железкой пугаешь, человеческий заморыш? Да я тебя, сейчас, как комара прихлопну. На одну ладонь положу, другой накрою, — и мокрого следа не останется…
— Не так быстро, чучело замшелое… — потащил парень булатную сталь из ножен. — Видишь, какая у меня сабелька особенная? По долу молитва вытравлена! Как раз, чтоб всякую нечисть сподручнее убивать было! Ну-ка, посторонись, идолище поганое, а то искрошу в щепу!
— Это да… Похоже, твоя взяла, казак… Знатное оружие, — с одного взгляда оценил заговоренный клинок лесной хозяин и со вздохом опустил дубину. — Дорогого стоит… Небось целую пригоршню золота отвалил?